Лидия Луковцева - Экспромт

В тот миг она навсегда утратила веру в целительские чудеса. Впрочем, кошмар ее юности – безобразный рубец на животе – не помешал активной Гельке, лидеру по жизни, захомутать самого красивого парня в классе, Аркашку Сафонцева. Не просто захомутать, а и довести до ЗАГСа. Казалось, особого труда ей это не стоило: красавец Аркаша был парнем инертным и ведомым, что в дальнейшем имело для Гели печальные последствия.

Эта ее мечта осуществилась, шрам не стал помехой личному счастью. Но, осуществив свою вторую большую мечту, Геля на всю оставшуюся жизнь стала Аркашиной жертвой. Была ли она с ним счастлива? Ольга до сих пор ломала над этим голову. Полусонный увалень Аркадий оказался, по характеристике Гели, «гульливым кобелем». Как только на его пути возникала более-менее активная бабенка, Аркаша Сафонцев был не в силах устоять. Может, гены, а может, они просто рано поженились, парень не нагулялся? Кто знает, как складывалась бы семейная жизнь самой Ольги и Антона, если бы муж не погиб. Тоже ведь была большая любовь, и поженились рано.

Поначалу Геля со скандалами вытаскивала Аркашу из чужих постелей, а случалось это периодически. Привыкнув, перестала, и он уже возвращался сам, как гулящая корова, набродившись по окрестностям в поисках лакомого кустика, возвращается в родное стойло.

Самая первая Аркашкина измена была для Ангелины и Ольги и самой памятной, и не только потому, что, как позже перефразировала популярную песенку Гелька:

Оля тогда принимала в действе непосредственное и активное участие. Геля в то время трудилась медсестрой в детском комбинате, и как-то одна из нянечек сердобольно ей подшепнула, что к ее соседке по бараку периодически ныряет Гелин дражайший супруг.

Оправившись от первоначального шока и преисполнившись жаждой мести, Ангелина все же с непривычки робела идти в чужой дом и отстаивать там свое законное право на Аркадия. Кто же, как не самая близкая подруга – Ольга – должен был оказать ей моральную поддержку? Вдвоем они отправились по указанному адресу.

Старенький деревянный двухэтажный барак, в котором на первом этаже проживала змея-разлучница, располагался почти на окраине. Дверь двум мстительницам открыл мальчик лет десяти-двенадцати, невысокий, щупленький.

– Вы к маме? Проходите, пожалуйста, раздевайтесь, она скоро придет, – сказал мальчик и, не дожидаясь ответа, ушел в задернутую шторкой боковушку.

Подобное гостеприимство выглядело несколько странным – все же ребенок дома один, впустил незнакомых людей в дом и оставил одних… В этом доме так заведено или мальчик привык к визитам незнакомых людей? Раздеваться подруги не стали – не чаи распивать пришли – и прошли в комнату.

– Фу, какой свинарник! – сказала высокомерно Геля.

Это было спорное утверждение. На взгляд Оли – просто легкий беспорядок, какой бывает у всех. Однако, понимая, в каком раздражении пребывает подруга, затевать дискуссию ради утверждения истины она не стала. Но неслышно вошедшая в комнату вслед за ними хозяйка обиженно заметила:

– А я вас сюда не звала и к вашему приходу не готовилась!

Следом за ней в комнату втянулся Аркадий. Он еще в коридоре узнал, конечно, голос жены. Ему бы сбежать в этот момент по-тихому, доказывай потом, что он вообще когда-нибудь посещал этот дом. Но он, как полковая лошадь на зов походной трубы, повлекся на звуки родного голоса чисто автоматически. Своим появлением, а точнее, проявлением в комнате, он прокололся сам и подставил даму сердца.

Втянувшись и убедившись, что голос любимой жены – не слуховые галлюцинации, Аркаша застыл истуканом.

– Ах! – увидев мужа, слабым голосом сказала Геля и, словно юная барышня в душной бальной зале, стала заваливаться на Ольгу. Позже Гелькина мама объяснила, что Геля, видно, по части беременности пошла в нее.

– Как только я начинаю падать в обморок в бане, значит, во мне кто-то завелся!

Бани не наблюдалось, обморок можно было объяснить нервным потрясением, но позже выяснилось, что Геля-таки беременна. Это обстоятельство тогда спасло брак Сафонцевых. А потом Геля к существующему порядку вещей привыкла, хотя Ольга никогда этого не могла понять.

– Воды! – крикнула в пространство Оля, подпирая подругу.

Змеюка не поверила в обморок и даже не подумала хоть пальцем пошевелить ради незваной гостьи. Она стояла посреди комнаты, задорно уперев руки в боки, и ехидно улыбалась. Аркашкино каменное изваяние не подавало признаков жизни. Оля поняла, что помощи ждать неоткуда. При входе у двери она заметила бачок с водой на табуретке, и на крышке бачка – перевернутый вверх дном ковшик. Но не класть же подругу на пол, чтобы сбегать за водой! Тут в комнате материализовался встречавший их мальчик, с полным ковшом воды в руках.

– Возьмите, тетя! – вежливо сказал он. Интересно, он был хорошо воспитан или подобные сцены на его памяти уже случались раньше?

– Спасибо, – так же вежливо сказала Оля, перехватила Ангелину покрепче одной рукой, другую сунула в ковш, вместительный, литра на полтора, и, зачерпнув воды, брызнула Гельке в лицо.

Геля ожила, то есть капризно отодвинула Ольгину руку и поморщилась. Мальчик, все такой же невозмутимый, сунул в эту руку ковш и вышел. Ольга, уяснив, что Геля не желает больше принимать водные процедуры, поискала глазами какую-нибудь плоскую поверхность, на которую ковш можно было бы поставить. Единственной подходящей поверхностью был стол, но его закрывала монументальная спина не желавшего отмирать Аркадия.

Взгляд Ольги наткнулся на фигуру хозяйки дома. Ее нахальная улыбка начинала действовать Оле на нервы. Помешкав в секундном раздумье, она вылила остаток воды на голову хозяйке, а потом пристроила там же и пустой ковш.

– Пойдем, Геля! – озабоченно сказала Оля окончательно пришедшей в себя подруге, – Автобусы в этой дыре, наверно, плохо ходят!

Этой своей находчивостью Ольга, можно сказать, возродила Ангелину к жизни. Пока они возвращались домой, Гелька не истеричными слезами обливалась, а заходилась в не менее истерическом хохоте.

В целом, она легче перенесла первую Аркашкину измену, чем можно было бы ожидать. Каждый раз, когда на нее нападало желание пострадать, она усилием воли вызывала в памяти эту сцену: как ее подружка-тихоня Оля одной левой (правой при этом поддерживая Гелю) расправляется со змеюкой. А там вскоре и факт беременности подтвердился, и через девять месяцев родился Ромка, первенец Сафонцевых.

– Умирать буду, и последняя моя мысль будет о тебе, моя дорогая! – поднимая бокал в застольях, с пафосом произносила Ангелина.