Барбара Маккафферти - Взъерошенные перья

Присс, воспользовавшись прибытием тарелок, сосредоточилась на том, чтобы ее рот был постоянно забит едой, дабы с чистым сердцем не отвечать на мои вопросы. Каждый раз, когда я пытался ее о чем-то спросить, она трясла головой и показывала на рот, прекрасно имитируя корову, впервые в жизни оказавшуюся на лугу.

Но я-то, конечно же, не поддался на столь незамысловатую уловку.

Кроме того, мне было все равно, в какой форме Присс даст ответ, лишь бы ответила. Она могла написать его на одной из многочисленных салфеток, которые Сайрус заботливо положил рядом с ней и забыл положить рядом со мной.

– Хорошо, Присс, – сдался я, – раз ты не говоришь, что тебе известно, я сообщу Верджилу, что Р.Л. пропадал вчера два часа…

При упоминании имени шерифа случилось чудо. Присс внезапно вспомнила, как надо глотать.

– Это шантаж! – прошипела она.

– Вообще-то да, – согласился я.

Присс смотрела на меня, перебирая в уме варианты. Очевидно, она решила, что с выбором негусто, потому что после паузы сказала:

– Хорошо. Не будем втягивать в наши дела шерифа. – Голос ее звучал устало. – Но ты почувствуешь себя круглым идиотом, когда я тебе все расскажу.

Я молчал. Может, Присс об этом не слышала, но она говорила с человеком, который, работая детективом, узнал последним, что жена ему изменяет. Да и узнал только потому, что жена решила сообщить об этом, перед тем как уйти навсегда. Так сказать, прощальный подарок. И теперь Присс лелеет надежду, что может заставить меня чувствовать себя круглым идиотом? Она что, шутит? Чтобы я теперь почувствовал себя круглым идиотом, надо сделать такое!

Присцилла вздохнула и продолжила:

– У Р.Л. уже два месяца есть любовница. Именно у нее они провел эти два часа. Мы с Р.Л. всегда были очень близки. Наверное, это потому, что до прошлого года мы жили вместе, все равно как близнецы. Во всяком случае, несколько недель назад он мне признался в том, что изменяет Лизбет.

Идиотом я себя не чувствовал, несмотря на уверения Присс, но некоторое удивление все же испытал. Неужели Р.Л. обманывал Лизбет? Да он настоящий самоубийца! Лизбет мне не казалась женщиной, способной благосклонно принять известие о существовании любовницы у своего супруга.

– И кто эта счастливица? – поинтересовался я, запихивая в рот огромный кусок свинины.

И тут же пожалел о своей бесцеремонности. Глаза Присс сузились.

– Полагаю, я сообщила тебе все, что хотела сообщить! Кроме того, ты собирался лишь удостовериться, что Р.Л. не вернулся вчера незамеченным на птицефабрику.

Свинину я проглотил, но останавливаться и не думал:

– Я ее знаю?

Присс окатила меня яростным взглядом.

– Хаскелл, ты ее не знаешь! И больше я тебе ничего не скажу.

– Может, встречал ее в городе? Мысленно перебирая всех женщин Пиджин-Форка, я пытался понять, кто из них мог спутаться с Р.Л., но тщетно. Ни одной кандидатуры. Разве что Мельба. Моя секретарша, конечно, была бы не прочь, да, боюсь, Р.Л. стал бы возражать. В Мельбе не меньше пятидесяти килограммов лишнего веса, а после знакомства с пятью ее чадами я пришел к выводу, что Мельба ищет не любовника и даже не мужа. Она ищет надзирателя. Пусть Р.Л. и не отличается особым умом, но кое-какие выводы он все-таки способен делать.

Присс выглядела раздраженной.

– Послушай, Хаскелл, ты можешь втыкать мне под ногти булавки, можешь посадить меня на муравейник, или что там еще любят делать частные детективы, но я тебе не скажу имя этой женщины! Ясно?

Варианты, предложенные Присс, выглядели весьма заманчиво, особенно в свете того, каким тоном она со мной говорила. Но после минутного раздумья я решил, что Присс, скорее всего, говорит правду. Кроме того, уж больно у нее был решительный вид. Можно, конечно, проделать с ней все эти эксцентричные номера с булавками и муравейником, но Присс все равно бы мне ничего не сказала. Только булавки бы зазря извел и напугал ни в чем не повинных муравьев.

– Ясно.

Присцилла свирепо куснула огурец, яростно прожевала его и заговорила:

– Теперь, думаю, ты понимаешь, почему я так разозлилась на Р.Л., когда мы вернулись с обеда. Он самым бессовестным образом сваливает все на меня. Мол, это я задерживаю его на собраниях и заседаниях, заваливаю работой и тому подобное. Одно дело, когда он просит меня хранить его секреты, и совсем другое – использовать меня в качестве прикрытия своей интрижки. Не желаю я собачиться с его драгоценной Лизбет.

Я припомнил, как Присцилла вчера кричала Р.Л.: «Не впутывай меня в это дело». Так вот что она имела в виду.

– Так что, Хаскелл, теперь ты знаешь, что все это не имеет никакого отношения к убийству моего отца. Поэтому я не считала нужным ни о чем тебе говорить.

– Так ты именно это скрывала от меня?

Гшрвюс выглядела искренне удивленной.

– Разумеется. А ты думаешь, что-то еще?

Я пожал плечами. Не стоит выкладывать свои мысли. Откуда мне знать, всю правду она сказала или же только часть? После того как я убедился, что Присс не была со мной до конца откровенной, разве можно верить ей? Да она приврет и недорого возьмет.

От всех этих размышлений я почувствовал себя жутко неуютно. Наверное, мне не удалось скрыть свои чувства, поскольку Присс как-то странно на меня посмотрела.

– Ты не можешь всерьез подозревать Р.Л., Хаскелл! – Голос ее звучал раздраженно. – Посуди сам, Р.Л. – единственный, кто не получает никакой выгоды от смерти отца.

Она была права. И в самом деле, Р.Л. многое бы приобрел, проживи Джейкоб на день дольше.

Я кивнул и сосредоточился на куриных крылышках. Присс, видимо, не удовлетворилась моим кивком.

– Даже если бы Р.Л. действительно подумывал о разводе, ему бы не помешали лишние деньги, чтобы быстрее добиться своего.

Оставалось только еще раз кивнуть. Чего эта женщина от меня хочет? Письменного подтверждения?

– Вот так! – заключила Присцилла.

Тут я решил, что ей, должно быть, требуется словесное подтверждение.

– Ты права. Устраивает?

Присс улыбнулась. Теперь совершенно ясно – эта женщина действительно любит побеждать.

И все же когда она вот так сидела и улыбалась, то выглядела чертовски привлекательной. У меня вдруг пропало желание сажать ее на муравейник и втыкать под ногти булавки.

После этого мы почти не говорили, сосредоточившись на уничтожении жаркого. Сайрус приволок кофе и домашние пирожные, которые, несмотря на явный переизбыток жира, все же оказались вполне съедобны. Процедура набивания желудков самым благотворным образом сказалась на нашем настроении.

Настроение сохранялось приподнятым до тех пор, пока мы не подъехали к птицефабрике и не вылезли из машины. Аромат куриных выделений был уже не таким густым. То ли ветер ослабел, то ли сменил направление, то ли мой нос уподобился носам Вандевертов и впал в кому, а может, все вышеперечисленное сразу.