Ольга Степнова - Беда по вызову

— Ты слишком быстро ездишь.

— А ты тащишься, как описторхозный судак по Енисею.

Она затормозили у сарая. Ильич долго и испуганно выспрашивал из-за двери, кто мы такие, и, наконец, открыл.

— Живой, — облегченно вздохнула Беда.

На нем красовались семейные трусы в грибочек, вид у него был милый, домашний, и совсем немафиозный. Он тер кулаком заспанные глаза.

— Кольку убили, — сообщил я.

— Это кто? — удивленно уставился Ильич на меня.

— Журналист, который написал про вас статью, — объяснила Беда.

— Это не я!! — в ужасе заорал Ильич.

— Да мы знаем, — успокоила его Беда. — Хотя мысль интересная. Собирайтесь, поедем ко мне. Здесь не так, чтобы очень безопасно.

— А у тебя просто зашибись! — хохотнул я.

— У меня многоквартирный дом, никаких веревок с этим делом, последний этаж, и лестница на чердак.

— Лестница на чердак? — обалдел я.

Ильич оделся как в армии, за сорок секунд. За руль Беду я решил больше не пускать.

— Ладно, садись, — сказала она, — мы больше так не торопимся.

Странною гурьбою мы вошли в ее квартиру. Рон встретил нас обиженным лаем. Ильич разделся и по-хозяйски плюхнулся на диван, натянув до подбородка пушистый плед.

— Грохнут меня, — сказал он, и сладко заснул.

Беда влезла в свои домашние шорты, и принялась мыть пол в коридоре. Грязи мы натащили много. Я попялился на ее ноги и решил, что они мне неинтересны.

На кухне я скормил Рону засохший хлеб, который нашел в пакете на подоконнике. Зашла Беда и с заговорщицким видом положила на стол…ствол.

— Это что?! — выпучил я глаза.

— Прихватила.

Эта дура сцапала в темноте пистолет и все это время носилась с ним в кармане. Если бы нас поймали, орудие убийства Кольки Серова менты получили бы на блюдечке.

— Я подумала, тебе пригодиться. Мало ли.

— Ты идиотка. Зачем ты мне суешь паленый ствол?

Тихое торжество в ее глазах сменилось злостью.

— Я думала, ты знаешь, что с этим делать.

— От этого нужно как можно скорее избавиться.

И сунул ствол в карман джинсовки. В ее глазах опять мелькнуло превосходство.

— Избавиться от меня у тебя есть только один способ.

— Какой?

— Назвать свой город.

Я чуть не завыл.

— Ну?

— Думаю, хочу ли я от тебя избавиться.

— Тогда давай поженимся и поставим слоников на комод.

— Я не в этом смысле, — испугался я.

— Вы поживете пока здесь. Твою машину знают, можешь пользоваться моей. Она на стоянке у дома. Починишь, ты же — автомеханик.

Я вдруг подумал, что такая дура и впрямь может узнать, кто убил Грача, и почему меня сделали главным героем в этой истории. И я назвал свой город.

Всю ночь мы курили на кухне, и пили термоядерный кофе. Я рассказывал ей про свой город. Я ходил с ней по его улицам, показывал море, знакомил с друзьями и Сазоном. Она внимательно слушала, не придиралась к словам, и я почти забыл, что действует она на меня как чересчур острая приправа, с которой еда невозможна, а без нее — безвкусна. Она сказала, что будет звонить мне на этот, домашний телефон, что ей нужно недели две — как раз столько, сколько нужно мне, чтобы закончить ремонт подвала.

Утром я отвез ее в аэропорт. В кассе билет оказался последним. Мы встали в очередь на регистрацию.

— Мой город курортный, он очень дорогой. Твоего компьютера не хватит, чтобы проявить там все свои таланты.

Я вытащил пачку денег, собранных с родителей, на новую программу. Я забрал ее, когда мы заезжали за Ильичом.

— Держи, — я дал половину.

— Купи себе башмаки, — засмеялась она.

— У меня есть! — Я запихнул пачку ей за пазуху. — Слушай, где ты берешь Житан и абсент? Их не продают в этом городе.

Она засмеялась:

— У тебя есть другая баба.

— Есть!

И я сожрал с ее губ дурацкую помаду.

Женщины, глупо посмеиваясь, совершают дела, которые мужики делают с умным видом, играя мышцами, и пыжась от своего суперменства.

В тот день у меня сломался каблук. Прямо в машине. Те, кто говорят, что машину удобно водить босиком, сами никогда не водили. Поэтому на правую ногу я надела старую, мятую тапку. Эти тапки я держу в машине, чтобы от стоянки доходить до дома и обратно.

Я задумалась на светофоре над сюжетом своей новой книги, и стартанула раньше, чем заторможенный кретин на задрипанной «аудюхе» нажал на газ. С этого момента моя жизнь сильно изменилась.

Парень оказался не в моем вкусе, да и я ему не понравилась. Сначала я хотела заплатить, но он так нервничал и не хотел привлекать к себе внимание, так прятал морду под козырьком и боялся визита ГАИ, что я решила этого не делать. Мне показалось, что у парня проблемы, и стало интересно — какие. В ближайшие десять дней денег у меня не предвиделось, и отдавать последние за слегка подрихтованную мною задницу автомобиля 80-х годов выпуска, было обидно. Хуже от этого автомобилю не стало. Я отдала ему свою визитку, зная, что его проблемы гораздо серьезнее, чем гнутый бампер.

Так и получилось. Вся редакция потом выспрашивала у меня, что за громила шляется по кабинетам в женских очках-блюдцах с розовыми стеклами, образца 70го года, и не вызвать ли милицию. Я сказала, что это мой братец-раздолбай и свое он уже отсидел.

Сначала я его проверила своим фирменным кофейком, но он сделал вид, что не подавился и спер у меня напоследок две сигареты Житана. Тогда настала очередь абсента. Он заглючил и словил кайф быстрее, чем я ожидала, потому что постоянно курил, а дым усиливает действие туйона.

В постели он оказался нежный как теленок и не очень умелый. Он всю ночь называл меня Кариной, а когда заснул, пустил слюни на подушку, чем вызвал незнакомые мне материнские чувства. Я утерла его рот и закутала в одеяло.

Его история мне понравилась. Я решила, что в ней не хватает эксцентричного героя — дерзкой, сумасбродной, умной, и главное, непредсказуемой женщины. Такой как я. Только женщины с глупой улыбкой совершают дела, об которые сильные мужики с умными лицами ломают зубы.

Перед посадкой стюардесса объявила, что за бортом +22 градуса. Народ с блаженными лицами стал стягивать с себя куртки, кофты и плащи. Раздевшись, обалдевшие от счастья встречи с летом люди, толкаясь, бросились к выходу.

— Уважаемые пассажиры, — послышался в динамике панический голос, — большая просьба всем оставаться на своих местах до приземления самолета и полной остановки двигателя. Ведь не автобус же! — растерянно добавил голос. Народ нехотя потащился на свои места.

Когда самолет приземлился, я уже имела примерный план действий, с поправкой на ту сумму денег, которую Глеб сунул мне запазуху перед вылетом. Но первая мысль, пришедшая в голову, когда я сошла с трапа самолета — плюнуть на все и проваляться две недели на берегу моря в свое удовольствие. Тепло и солнце развращают, в голову лезут мысли о красивой жизни, безделье и легких деньгах. Это в Сибири природа бодрит, хочется действовать, самосовершенствоваться и самоутверждаться.