Ольга Степнова - Беда по вызову

— Вот, — сказала толстая как колобок Феня. — Дрищет и дрищет.

Я с опаской подошла к крупному Борису.

— А жрет что?

— Травку щиплет.

— И дрищет?

— Дрищет и дрищет.

Я пошла на веранду. Моя бабка Софья всегда заставляла меня таскать с собой в командировки лекарства, и хотя они ни разу не пригодились, это вошло в привычку. Я выудила из баула пакетик «Смекты» и принесла старушкам.

— Вот, разведите водой и споите.

Борис тряхнул рогатой головой, и я с трудом удержалась, чтобы не отпрыгнуть. Не то, чтобы я этого козла боялась, но его рога навевали мысль о их прямом назначении. Я все-таки потрепала его по загривку — надо же как-то отрабатывать свое квартирантство. Ведь я понятия не имею, как лечить таких козлов.

На ночь бабка напоила меня отвратительным, вонючим, козьим молоком, которое я из вежливости через силу выпила из заляпанной баночки, срочно выкурив потом три сигареты подряд. Танька сидела около меня на крыльце, как привязанная, и караулила каждый бычок. Она даже не сочла нужным обидеться на утренний пинок, лишь бы я бросала аппетитные окурки. На завтра я запланировала важные дела и теперь обдумывала, в какой очередности их выполнить. Бабка вытащила на веранду старый, драный матрас, который, когда я легла, закончился у колен. Но я осталась довольна. Надо, наконец, спросить, как зовут хозяйку, а то я знаю только имя ее козы.

Утром я напялила мини-юбку. Черт знает, зачем я это сделала. Курортная атмосфера даже в октябре действует на мозги. Юбки я ненавижу, и их у меня в гардеробе… одна. Очень короткая и дорогая кожа-стрейч.

Я давно для себя решила, что лучший способ скрыть недостаток — его подчеркнуть. Поэтому, на свои метр восемьдесят два я ношу шпильки даже с джинсами, а излишнюю худобу обтягиваю стрейчем насколько это возможно. Тогда никому в голову не придет, что я считаю это недостатком. А что считают другие, каюсь, меня не волнует. С косметикой отношения у меня не сложились, по-моему, глупо разрисовывать физиономию. И неудобно носить. Единственное, что я таскаю всегда с собой — это тюбик яркой помады. Я всегда ярко крашу губы, когда чего-то боюсь. Бабу с яркими губами трудно испугать, ее можно только бояться.

— Элка, что ты собираешься натворить? — всегда спрашивала бабка Софья, когда видела меня с красными губами.

Вещей я предпочитаю иметь немного, но самых дорогих, даже если для этого приходится посидеть пару месяцев на одном кефире. Принцип Шанель, который бабка сделала своим девизом «Отказывать себе во всем, кроме роскоши», мне подходил. Я могла долго отказывать себе во всем, только чтобы потом купить вещь, которая стоила три моих зарплаты или всех гонораров за год.

Когда я в своей юбчонке появилась во дворе, у собаки, наконец, прорезался голос. Оказывается, пес охранял дом только от девиц в мини-юбках. Пришлось минут десять устанавливать с ним дружеские отношения, пока он позволили потрепать себя за ухом. Я назвала его Жорик, но он оказался Шарик.

По дороге на остановку я встретила Феню с хворостиной в руке. Рядом понуро тащился Борис.

— Ну как? — спросила я.

— Дрищет и дрищет.

Я растроенно докурила сигарету и отбросила бычок в траву. Борис нашел его и методично сжевал.

— Ой, — испугалась Феня, — никогда так не делал!

— Так никогда не предлагали. Может, поможет? — отовралась я.

Хибара Гогота опять оказалась без признаков жизни и я поехала в УВД.

Камиль Козлов был блондин. Вернее, был им когда-то. Теперь об этом напоминали три пряди жидких светлых волос, добросовестно перетянутых справа налево через весь его лобастый череп. Как все маленькие мужики, он пришел в восторг от моего инопланетного имиджа, заканчивающегося у потолка. Ростом он не доходил мне до груди, и восхищенно глянул снизу, дав понять, что отношения наши могут быть не ограничены только выдачей аккредитационной карточки. Видимо, на это я интуитивно рассчитывала, влезая утром в тугую, неудобную юбку.

— Новенькая? — сладко поинтересовался Козлов. И сам себе мечтательно ответил, — Но-о-о-венькая. Элла? Что — немка? Не не-е-мка, — объяснил он себе. — Хохлушка. Ох и люблю я хохлушек! Лю-юблю! — продолжал он беседовать сам с собой. По-видимому, он считал, что должность начальника пресс-службы УВД и звание майора дает ему право на фамильярность с журналистами и, в особенности, с журналистками.

Я села, закинув ногу на ногу, и решив подождать, пока он вдоволь наболтается.

— Эллочка. Людоедочка? Людоедочка. Где-то я об этом слышал. В ГАИ, кажется. А почему Тягнибеда? В каком смысле? Прямо беда. Беда, как хороша. — Скорее всего, это оказалась лучшая шутка в его репертуаре, потому что он сильно обрадовался и минут пять заливисто хохотал, вбивая что-то в компьютере. Я закурила, не спросив разрешения.

— О! Житан? Житан! Сигареты французских шахтеров. Оч-чень крепкие. И такая нежная, высокая дама. Угощусь. — Он вытряхнул себе на стол полпачки. Мне это надоело, я выбросила окурок в открытое окно, и низким голосом, обещающим незабываемый секс, спросила:

— А не выпить ли?

Козлов, с затуманившимся взором лопотнул с сожалением «ох, на работе!»

— По кофейку, — успокоила я его. Он подпрыгнул как резиновый мячик.

— У меня как раз обед. Как раз. Внизу отличное кафе. И недорогое. То есть, приличный бар, не самый дешевый. Приглашаю. Держи. — Он протянул мне аккредитационную карточку, которая давала мне доступ к оперативным сводкам. — Если мы подружимся, — он схватил меня детской ручкой за коленку, — если подружимся, вся информация — твоя. Тебе — в первые руки. Эксклюзив. Выезд на место происшествия. Хочешь организую?

— Не хочу, — честно призналась я, вылезая из-под его потной ручонки.

В заведении, которое все же больше походило на дешевое кафе, чем на приличный бар, Камиль Козлов шумел и командовал. Я молчала, любуясь на его самодостаточность.

— Нам кофе? Кофе. Экспрессо? Капуччино? Нет, черный, без сахара. Коньяк туда. Нет, отдельно, сто грамм. Лучше пятьдесят. Пироженные? Нет, бутерброды. Не с икрой, а с ветчиной. Кофе с икрой? Бред.

Принесли мутный кофе, заветренные бутерброды и разбавленный коньяк. Увидев это изобилие, Камиль поскучнел и начал себя убеждать:

— Надо, надо устраивать себе праздники. Вот так, среди рабочего дня, с красивой женщиной, хороший обед. Надо, надо убегать от рутины.

— Камиль, три месяца назад, на кладбище Южном, во время похорон, был обнаружен труп. Есть информация о его опознании?

— Есть! — заорал он. И тихо добавил, — Но закрытая.

— А для меня?

— Беда с тобой. Узнаю. Сегодня. Приезжай вечером. Центральный парк, от фонтана вторая лавка.

Как у него все отлажено.

— Мне бы побыстрее, и я снимаю номер в гостинице.