Андрей Воронин - Тридцать сребреников князя Владимира

Иван Иванович выглядел мужчиной сладкой наружности. 45 лет от роду, чуть выше среднего роста, уже начинавший немного полнеть, что отмечалось вывалившимся за дорогой кожаный ремень брюк небольшим животиком. Лицо Нагенса носило печать аристократизма, несмотря на обычные и исконно русские имя и отчество, его прибалтийская фамилия только подтверждала, что в венах антиквара текла кровь родовитых немецких баронов и высокомерных лабусов. Хотя, конечно может быть мы и преувеличиваем, но аристократический высокий лоб, красивые вьющиеся тёмно-русые волосы, зачёсанные назад и большие влажные губы невольно обращали на себя внимание собеседников, а прозрачная фарфоровая кожа лица и фактурный с горбинкой нос, а также умные и ироничные карие глаза, только усиливали впечатление врождённого благородства.

Одевался Иван Иванович не броско, но со вкусом и дорого, в этот день на нём были мягкий оливкового цвета пиджак, голубая набивного рисунка шёлковая рубашка, с завязанным под ней на шее цветастым, розовых оттенков платком и зауженные синие брюки в мелкую полоску, розовые носки в цвет шейного платка помещались в изысканные, мягкие кожаные итальянские туфли, пошитые на манер турецких мокасинов. Изысканный перстень белого золота, с бриллиантом в два карата на безымянно пальце левой руки и классические золотые швейцарские часы венчали образ антиквара, как человека состоявшегося и живущего в достатке.

Иван Иванович встретил Брянского крепким рукопожатием и проводил в свой небольшой кабинет, который находился в складе-подсобке магазинчика. На столе, к приходу гостя, уже паровал закипевший электрический чайник, стояло несколько расписных коробок с фруктовым чаем и пузатых банок кофе из «Мэтро», а так же на широких цветастых блюдах выложена нарезка сыров и вяленного мяса и колбасок, открытая стеклянная банка крупной красной икры, баночка с сочными маслинами и завершала скромную композицию початая дымчатого стекла бутылка, неизменно любимого Нагенсом, напитка VSOP «Hennessy», с парой серебряных штофов с вензелями из коллекционного набора какого-то старинного дворянского рода.

– Ну, ты я думаю не откажешься? – сказал Нагенс, предлагая Брянскому пригубить штофик.

– Да, под такую закуску грех не поддержать, – Гриша поднял серебряный стаканчик с вензелями, чокнувшись с владельцем заведения.

Приятели выпили, крякнули от удовольствия, ощутив впрыск живительной влаги в организм и вкусно, с удовольствием закусили, тем что «Метро» послал. Удивительно, но сам Нагенс при его сигаретном бизнесе не курил, вернее бросил как только обзавёлся новой молодой женой Катериной, наверно больше стал заботиться о здоровье, стараясь поддержать себя в активной физической форме. С возрастом однако, он стал через чур чувствителен и немного капризен, но это впрочем свойственно многим, кто в силу приобретённого достатка имеет возможность выбирать.

Между тем, Иван Иванович за перекусом завел неспешный разговор:

– Ты же, Григорий, родом из городка Н., так ведь? – и после утвердительного кивка Брянского продолжал, – ну, может слыша о таком товарище, Брызгалов Борис, известный у вас на рынке скупщик и валютчик, мой старинный приятель. Так вот я прошу тебя, съездить со мной туда, под видом моего компаньона. Я как-то обмолвился о тебе Борису, о твоих детективных способностях и тот попросил помочь разобраться с происходящими у него дома кражами. Кто-то там у него ворует по мелочи, но постоянно, а кто он ни как не поймёт. Людей у него дома бывает много, коллекционеры там из местного клуба любителей старины, золотушники, валютчики, да разные там нужные люди. Сам понимаешь, работает он не официально, ни офиса, ни магазина у него нет. У Бориса так бизнес построен на общении с людьми, сам понимаешь. Так просто голословно обидеть человека подозрением для него смерти подобно, но и так оставлять дальше нельзя, тянут то монеты простые, по мелочи, но могут и золотишко прихватить,. У него там на квартире всегда всё на показ лежит, на столе как на витрине, что бы покупателей завлечь.

– Да, знаю я Бориса, ещё помню в детстве он со спортом дружил, за Россию вроде бегал, детей тренировал, даже возил их в 90-х за границу как Чернобыльцев. Тогда в Австралии, да и в Европе считалось хорошей традицией принимать наших детей на отдых и оздоровление, – вставил Гриша, – потом валютой торговал удачно сначала, потом на девальвации попал сильно. Но сильный мужик, не сломался как другие, восстановился и стал заниматься скупкой антиквариата, это я в курсе. Бомбит объявлениями в газеты всей области, целыми днями по звонкам колесит. Как я знаю, человек нормальный, барыга конечно, если разобраться, купил-продал. Но людей зря не обижает.

– Да, были времена, иконы мы возили сумками. Прошли сплошняком все деревни, каждый дом обошли на юго-западе, под видом этнологической экспедиции. В 90-е люди отдавали иконы как дрова, за копейки. Ты наверно в курсе, что таких людей как Борис, по роду их работы всегда прикрывают определённые структуры? – настороженно спросил Иван Иванович.

– Ну, тебе это виднее, – Гриша обвёл взглядом складские полки с раритетами, – но его курируют не блатные, это точно.

– Да, все мы от кого-то зависим, там вроде ваши старшие браться пасутся, из ФСБ – понизив голос, хоть рядом с ними в подсобке никого не было сказал Нагенс. – Так вот я прошу тебя помочь ему. Можешь поехать завтра со мной к Брызгалову в гости? Мне как раз там надо пару предметов посмотреть интересных. Расходы за мой счёт. Ну, а если поможешь решить проблемку Бориса, он про ставится, я прослежу.

– Иваныч, ты знаешь, я свободный художник и охотно прокачусь с тобой, тем более моя мама там проживает, скучно одной старушке. Заодно и навещу, – согласился Брянский.

– Спасибо, я знал, что ты не откажешь, – поблагодарил его антиквар.

Глава 3. Брызгалов Боря и городок

На следующий день, рано утром антиквар заехал за Брянским на улицу Фокина, на огромном американском «Hummer», железном монстре, покрашенного в угоду повышенного самомнения владельца под золотой слиток, и пугая грозным рёвом встречные малолитражки, приятели покатили в городок Н. в гости к Брызгалову.

Городок Н., ничем не отличался от сотен других таких же малых провинциальных поселений современной провинциальной России. Так что, в принципе, наши события могли бы произойти в любом другом таком же городишке, но случились именно здесь, на юго-западной окраине материковой России. Окраина она и есть окраина, что с неё возьмёшь. Во времена патриарха Никона и церковного раскола, бежали сюда, подальше от притеснения и разорения старообрядцы из центральных волостей, хоронясь в тайных скитах по заповедным лесам в тёмных кельях, оберегая бороды от безжалостных ножниц Петровской тайной канцелярии, а отцовскую веру в два перста, от оскорблений и поругания. Затем сюда же, от престольной Москвы подальше, выслали с глаз долой всех иудеев, усмотрев в них угрозу самодержавию и православию, и работящие евреи принесли в спящий лесной народец свежую струю трудолюбия, страсть к обогащению, накопительству и всяким хитрованским торговым штучкам. В городке образовался самый большой в округе рынок, на мощёной булыжником городской площади поставили крытые тёсом белокаменные торговые полати, где находились мясные, рыбные и овощные ряды, торговали местной конопляной пенькой и верёвками, одеждой и обувкой, спичками и керосином, и другими нужными в быту и домашнем обиходе вещами. Из Чернигова везли сюда украинские смачные колбасы, сало и сахар, из Полесья ткани, фарфоровую и глиняную посуду и другие нужные в хозяйстве вещи. Словом худо-бедно, но жил городок своей провинциальной жизнью, богатеющие купцы отстраивали каменные палаты и возводили особняки, а также воздвигли аж семь церквей, воздав богу богово от своих доходов.