Милана Бамур - Изумрудные яблочки, или Гордый обладатель шапки-невидимки

Были времена, когда друзья считали Пьеррона закоренелым холостяком, одним из тех, кому на роду написано прожить жизнь в одиночестве. Пьеррон был не способен заботиться о живых существах. В его доме никогда не было домашних животных, и даже растений. Пьеррон никогда не заводил долгих связей с женщинами. На первом же свидании он предупреждал дам, что ни любовь, ни богатство, ни внезапная беременность, не могут заставить его расстаться со свободой. Пьеррон проводил много времени с трупами и неуютно чувствовал себя с живыми людьми. Его любимой темой для разговора была аутопсия. Судебный медик гордился тем, что никогда не позволял ни одной женщине диктовать ему условия. Будучи законченным эгоистом, он не желал брать на себя ответственность за чужую жизнь и в компании своих приятелей с жаром доказывал, что холостяки ведут более правильный образ жизни, потому что питаются не тем, что жена приготовит, а тем, что они сами себе выбрали. Неженатый мужчина, разглагольствовал Пьеррон, может позволить себе уделять внимание любым девушкам, не боясь, что разгневанная супруга будет устраивать сцены ревности и упрекать в измене. Холостяк имеет право вернуться в свой дом в любой час дня и ночи, или не вернуться вообще и провести ночь в другом месте. И никаких скандалов дома. А, значит, меньше стрессов, инфарктов, инсультов и язв. Пьеррон свысока смотрел на своих женатых коллег.

Но у судьбы, порой, жестокое чувство юмора.

Семь месяцев назад Пьеррон влюбился, как мальчишка. Как в сказке, с ним случилась любовь с первого взгляда. Он бросился в омут с головой и за несколько недель превратился из завзятого холостяка в пылкого Ромео. Дама сердца Пьеррона, после головокружительно короткого ухаживания, дала согласие на брак, чем привела судебного медика в щенячий восторг. Теперь, медик в компании друзей любил поговорить о преимуществах семейной жизни. Оказалось, что семейные мужчины живут в среднем на десять лет дольше, чем неженатые и реже страдают от гипертонии, холецистита, панкреатита, атеросклероза, хронического алкоголизма, проблем с потенцией и венерических болезней.

Молодая жена устроила дома уютное гнездышко и каждый вечер Пьеррон торопился закончить свою работу пораньше, чтобы вернуться к домашним тапочкам и горячему ужину. Вместо аутопсии патологоанатом теперь с удовольствием разглагольствовал о цвете кухонных занавесок и удобрениях для домашних растений.

Коллеги стали считать Пьеррона потерянным для общества человеком и многие предсказывали, что он недолго останется работать на своей должности.

– Женщина была убита вскоре после полуночи, скажем, в промежутке между двенадцатью и двумя часами, более точные данные будут готовы после вскрытия. Не самоубийство. Это точно.

– Что-нибудь еще?

– Похоже, рана нанесена справа-сзади, но за это пока не ручаюсь. И форма раны довольно необычная.

Ален коротко кивнул. Давить на Пьеррона было бесполезно. Судебный патологоанатом был осторожен в своих выводах и никогда не говорил того, в чем был не уверен. Тот факт, что рана была нанесена справа и сзади подтверждал, что это не было самоубийством, так же как и отсутствие на месте орудия преступления. Необычная форма раны могла помочь идентифицировать, чем она была нанесена.

Труп уже сфотографировали и комиссар осторожно присел на корточки рядом с телом. Алену не нужно было ждать вскрытия, чтобы с уверенностью сказать, что трагедия разыгралась сразу после приема. Женщина была одета в вечернее платье и туфли на высоких каблуках. Не требовалось быть Шерлоком Холмсом, чтобы предположить, что сорокалетняя женщина, танцевавшая и выпивавшая весь вечер, поднявшись в спальню, первым делом снимет неудобную обувь и платье со стягивающим корсетом.

Женщина лежала на спине, раскинув руки и неловко подвернув под себя ноги. Голова была запрокинута, на шее зияла рана. Лужа крови окружала голову жертвы как ореолом. Рана на шее выглядела тошнотворно, но Лефорт сильно преувеличивал, говоря, что голова почти отрезана. Разрез на самом деле был небольшим, просто положение тела и слегка запрокинутая голова создавали оптическую иллюзию. Перерезанное горло всегда выглядит омерзительно, но этот разрез, напоминающий кривую улыбку, из-за падающих отвесно теней, казался огромным. Края раны, однако, были ровные, словно разрез был произведен скальпелем.

Парень с подростковыми прыщами на лбу, делавший фотографии для криминалистов, с восторгом прошептал у Алена за спиной:

– А голова-то почти отрезана! Прямо как у Ники Самофракийской!

Комиссар бросил на него такой взгляд, что прыщавый фотограф постарался слиться с окружающим его зелено-синим интерьером.

– Пьеррон, сможешь сделать быстро отчет о вскрытии?

– Сделаю быстро, – серьезно кивнул Пьеррон, – у нас с женой на вечер билеты в кино.

Комиссар вернулся к созерцанию трупа.

Платье из бледно-зеленого шифона было усыпано яркими зелеными блестками, запястья плотно охватывали золотые браслеты, на груди, пониже отвратительной раны, блестели золотые цепочки, умело перевитые друг с другом и колье с подвесками из изумрудов. Кольца были нанизаны на каждый палец убитой, лодыжку правой ноги обвивала ножная цепочка с бриллиантами. Туфли на высоких каблуках были золотистого цвета. Ногти на руках и ногах были выкрашены в ядовито-зеленый цвет и усыпаны яркими блестками.

Под стать хозяйке была и ее спальня, оформленная в сине-зеленой гамме. Телевизор с жидкокристаллическим экраном занимал полстены, вплотную к телевизору был подвинут металлический столик с изогнутыми ножками, встроенные светильники в потолочных нишах мягко обволакивали комнату светом. Широкая, низкая кровать, покрытая ядовито-зеленым покрывалом, стояла ровно по центру комнаты. Шкафы-купе интенсивного голубого цвета занимали всю стену напротив окна. Икебана и безделушки на полках. Множество журналов на столике. Ален бегло просмотрел их. Дизайн интерьера, мода, красота, светская жизнь. Что съесть, чтобы похудеть. Что купить, чтобы сэкономить деньги. Обычный набор для немолодой элегантной дамы. Книг не видно. Ниша в стене была окрашена в металлический синий цвет, подчеркивающий глубину нефритовых поверхностей и дымчатые переливы ковра цвета морской волны. Переход от одного цвета к другому совершался мастерски. Словно хамелеон, синий цвет растекался по комнате, переходя в изумрудно-зеленый ближе к окну и водянисто-голубой на противоположной стороне комнаты.

Жалюзи на окне были опущены, однако, часть потолка была стеклянной и свет проникал в комнату сверху. Комиссар поднял голову. Сквозь стекло можно было увидеть небо, ветку бука, нависшую над домом и крыши соседних домов. Ален методично проверил окна. Все заперты, снаружи их невозможно открыть.