Милана Бамур - Изумрудные яблочки, или Гордый обладатель шапки-невидимки

Он стал раздвигать дверцы шкафов. Одежда, много одежды. Шанель, Гуччи, Луи Вуиттон, Диор, Версаче, Валентино, Армани… Покойная обладала дорогим, но классическим вкусом. Коллекция туфель под цвет платьев. Александр МакКуин, Кристиан Лабутен, Гуччи, Луи Вуиттон… Коллекция сумочек под цвет туфель. Шанель, Луи Вуиттон, Гуччи, Диор, Карл Лагерфельд, Ральф Лорен, Валентино… Один из шкафов полностью забит нижним бельем. Комиссар не стал рассматривать бренды.

В верхнем ящике, в шкатулке с драгоценностями лежало несколько колец, впрочем, меньшей стоимости, чем те, которые унизывали пальцы убитой, золотые и серебряные цепочки, серьги с бриллиантами и сапфирами и несколько пар золотых сережек с мелкими драгоценными камнями.

– Вот это квартирка! – раздался у него за спиной восторженный шепот прыщавого фотографа, – Я бы этот интерьерчик для журнальчика сфотографировал…

– Если бы трупик не портил картинку, – рявкнул комиссар и обернувшись к Лефорту, приказал, – Уберите идиота!

Криминалисты, уже одетые в белые тайвековые костюмы, привычно занимались своими делами. Молодая девушка (Ален знал, что ее зовут Лиана), старательно отворачивая лицо от трупа, снимала отпечатки пальцев со всех поверхностей.

Комиссар Леруа обрадовался, когда узнал среди криминалистов широкую спину Бастьена, шефа Научно-технического отдела полиции Парижа.

– Образец 002214-05, – четким голосом диктовал Бастьен своему помощнику, плохо выбритому парню в очках, – один, в скобках цифра “1”, фрагмент ковра с очевидными пятнами, возможно кровь, в скобках размер…

Бастьен, часто выезжающий на место преступления, хотя должность и квалификация давали ему право работать в кабинете, был легендой в парижской полиции. В криминалистику он пришел поздно, а до этого он был сапером и славился своей звериной интуицией и профессиональными навыками. Однако в разгар кризиса середины жизни что-то заставило Бастьена задуматься над жизнью, которую он вел и над выбором профессии. Эти размышления привели его в конце концов на студенческую скамью на факультете криминалистики в возрасте, примерно на десять лет превышавшем возраст остальных слушателей курса. Несмотря на насмешки однокурсников и трудности с запоминанием мудреных научных терминов, Бастьен героически преодолел все преграды и стал первым среди выпускников и гордостью университета. Крепко сложенный, медлительный в движениях, невозмутимый флегматик часами готов был кропотливо перебирать мельчайшие частицы, найденные на месте преступления, каждая из которых могла оказаться той жемчужиной, которая свяжет неопровержимыми доказательствами убийцу и место преступления. В отличие от других криминалистов, которые специализировались в одной избранной области, Бастьен был универсалом. Он снимал отпечатки пальцев и собирал улики на месте преступления, работал в физико-химической лаборатории, анализируя частицы ткани, краски и стекла, и в биологической, составляя генетические профили преступников по их ДНК, он был признанным специалистом в баллистике, разбирался в токсикологии, наркотиках и умел определять подлинность документов. И только лабораторию взрывчатых веществ Бастьен обходил стороной, объясняя это тем, что не стоит дразнить судьбу, подарившую ему второй шанс. Бастьен сохранил многие прежние саперские привычки и суеверия. Он никогда ни с кем не прощался. Прощаться – плохая примета, особенно если едешь на вызов. Он никогда не употреблял слова «последний», предпочитая заменять его более нейтральным синонимом «крайний». На каждое место преступления он входил как на минное поле. Эта серьезность в отношении к работе служила предметом шуток среди полицейских, но также, завоевала Бастьену уважение коллег. Хотя бывший сапер теперь руководил Научно-технической службой полиции, он любил работать “на земле”. Ни один криминалист не собирал возможные улики более тщательно. Комиссар Леруа мог быть спокоен, что ничто не ускользнет от внимания криминалистов, если на сцене появлялся Бастьен.

Вместо приветствия, криминалист качнул головой:

– В сторону. Загрязняешь.

Слова Бастьен привык экономить, сводя предложения к минимуму, необходимому для понимания.

*

Комиссар на цыпочках прошел в ванную, примыкавшую к спальне.

Ванную от спальни отделяла мозаичная перегородка из толстого стекла. Элементы мозаики были искусно соединены металлическими пластинками. Синие и зеленые продолговатые треугольники имитировали волны, металлические красные рыбки плавали в мутном стекле. Ален осторожно провел пальцем по толстому стеклу. Ему на мгновение показалось, что за этой перегородкой кто-то прячется. Оптическая иллюзия, успокоил он себя. Если что-то и должно быть спрятано в этих сине-зеленых волнах, так это разгадка убийства Камиллы Ламбер. Он шагнул через порог в ванную комнату.

Одна стена была покрашена в изумрудно-зеленый цвет. Остальные стены – белые, с вертикальными вставками из ракушечного камня. Позолоченные краны гордо выгибали длинные шеи над трапециевидной раковиной. В углу

ванной, среди белых шкафчиков с косметикой и полотенцами, приютилась авангардная скульптура из сплетенных металлических трубок. Скульптура, по мнению комиссара, более всего походила на сломанные детские качели, поврежденные сильным ураганом, но хозяйка, по видимому, считала это творение современного искусства подходящим для созерцания во время банных процедур.

Лефорт просунул голову в дверь.

– Комиссар, дочь убитой сейчас внизу, в малой гостиной. Хотите поговорить с ней?

*

– Ваше имя, мадмуазель?

– Эмма Ламбер.

Девушка не выглядела скорбящей дочерью. Конечно, она была испугана, подавлена и растеряна. Все-таки не каждый день остаешься сиротой, да еще и в 21 год. Но комиссар мог бы сказать, что Эмма не потрясена смертью матери. Когда он вошел в малую гостиную, девушка как раз заканчивала телефонный разговор и по нескольким словам, которые успел уловить комиссар,, речь шла о семейном адвокате и наследственных правах.

– Если вам не трудно, мадемуазель Ламбер, расскажите о вчерашнем вечере.

– Вчера был праздничный прием.

Эмма неуверенно остановилась.

– Просто рассказывайте все, что запомнили, мадемуазель, – подбодрил ее комиссар. – Все, что вы помните, может быть полезным. Не старайтесь обдумывать свои слова, если мне нужно будет уточнить некоторые детали, я задам вопросы.

– Много гостей, – продолжила Эмма, – почти тридцать человек. В основном друзья с маминой работы.

– Где работала ваша мама?

– Она была финансовым консультантом и работала со строительными и дизайнерскими фирмами.

Мог бы и сам догадаться. В квартире воняло деньгами, но вкус, с которым был оформлен дом, несомненно, принадлежал настоящему мастеру. В малой гостиной, где комиссар застал Эмму Ламбер, дизайнер использовал все оттенки серого, плавно перетекающие друг в друга. В голове комиссара снова появился назойливый образ хамелеона. Пепельный ковер на полу и жемчужно-серые стены. Только одна стена была контрастной – малиново-красной. На стене – авангардная живопись, какие-то цветные линии и пятна. Леруа не был знатоком искусства, но, возможно, картина стоила больших денег, под стать остальным предметам интерьера. Два кожаных дивана свинцового оттенка симметрично обрамляли металлический столик со стеклянной столешницей.