Мария Мусина - Охотничий билет без права охоты

– Я другое имел в виду…

– Что я уже не в состоянии вызвать ни у кого никаких чувств?

– Это не так!

– Вот она, благодарность за мою преданность и самопожертвование!

– Да нет же…

– И в самом деле, мой альтруизм уже переходит границы здравого смысла.

– Ты неправильно меня поняла…

– Я тебя поняла правильно! – трагически заключила я, – и поэтому я уезжаю! А ты задумайся! Возможно, тебе стоит пересмотреть свои взгляды на меня, как на рутинный атрибут твоей жизни.

Я громко хлопнула дверью. Вот так-то! А я-то переживаю, что Антон как-то не так поймет возникновение этого странного Василия. И пусть не так поймет! Пусть хоть немножко поревнует. А то, в самом деле, я все время дома да дома. Как мебель!

Я горела праведным гневом все двадцать минут, пока шла до казино. Решительно прошла через металлоискатель, нервно продемонстрировала содержимое сумочки охраннику, мельком заглянула в игорный зал и направилась в бар. Взяв бокал красного вина, я незамедлительно осушила его и заказала еще.

– Простите, – сказала я бармену, – знаете ли вы человека, которого зовут Василий? Такой большой. В шляпе. Охотник.

Бармен молчал.

– Сугроб. – Я припомнила и эту подробность.

Бармен выдержал паузу и очень вежливо и коротко ответил:

– Простите, нет.

– Вы меня не поняли, – четко и раздраженно выговорила я, – мне не нужен он сам. То есть… Мне нужен кто-нибудь, кто его знает, лучше, конечно, тот, кто с ним дружит.

Вышколенный бармен чуть качнулся, однако, все так же вежливо ответил:

– Извините, но я не знаю, о ком вы говорите. У нас тут многие бывают. Заведение пользуется большим успехом.

О! Ирина тысячу раз права: все мужчины одинаковые! Да, раньше Антон проявил бы несравненно большую заинтересованность, если бы мне вздумалось на ночь глядя уйти из дома явно под надуманным предлогом. Все эти его отговорки типа: я тебе доверяю – разумеется, блеф. А что он мог еще сказать? Катись на все четыре стороны? Он слишком интеллигентен для таких слов!!!

– Только не говорите, что вы не знаете, кто такой этот Василий, – грозно предупредила я бармена и заказала третий бокал вина.

Да, это было крайней самоуверенностью с моей стороны ничего не замечать, ничего не видеть, ни на что не обращать внимания. И еще иронизировать по поводу бедной Ирки, которая оказалась в таком же положении!

Все эти поздние задержки на работе, все эти, якобы срочные, дела на выходные и праздники… Конечно, мужчины полигамны – это известно всем. К тому же я практически ровесница Антону, мне уже 40 лет!!! А вокруг так много молоденьких, хорошеньких девушек. К тому же наглых (!!!), которые совсем не прочь принимать знаки внимания красивого, умного, доброго, обеспеченного мужчины, если ему (О, Боже!) изрядно поднадоела его растолстевшая жена.

– Я думаю, – жестко и довольно-таки злобно сказала я, – что ваша профессия должна была вас многому научить. Когда вас о чем-нибудь просят, подумайте о том, что будет, если вы эту просьбу не выполните!

Я отхлебнула большой глоток вина и попросила у бармена сигарету. Вообще-то я года три назад бросила курить, но такой поворот в наших с Антоном взаимоотношениях, какой открылся сегодня, требовал утешения в пороке. Я глубоко затянулась, закинув голову, выпустила дым в потолок, стараясь повернуть вспять нахлынувшие слезы.

Как же я раньше не догадывалась? Все эти сю-сю-сю – только прикрытие! Теперь-то все яснее ясного – Антон просто делает вид, что любит меня, а на самом деле просто старается загладить свои измены. А я-то принимаю все за чистую монету. О, эти мужчины! Их коварству нет предела!!!

– Спросите вон, у того лысого…

Я вздрогнула.

– Вон, вон, – бармен говорил, не глядя на меня, в сторону, еле шевеля губами, – вон, стоит возле колонны. Только не смотрите сразу.

Я тут же, конечно, обернулась.

Возле колонны стояло два наголо бритых человека и беседовали друг с другом. Я повернулась было к бармену, чтобы уточнить, кого именно он имел в виду, но бармена так при этом перекосило, что я поняла, что строжайшая конспирация здесь вовсе не лишняя.

Расслабленной походкой я пересекла зал, купила в кассе фишек и в задумчивости побрела к колонне. «В толстоте, – подумала, – есть свои неоспоримые преимущества: никто не подумает, что такая толстая тетка – проститутка какая-нибудь. Да, такой толстой может быть только порядочная женщина!»

Лысые к тому времени уже переместились за стойку бара. Я нагло села рядом, заказала вина и попросила у лысых сигарету.

– Сегодня у меня такой ужасный день, – прокомментировала я свои действия, – просто ужасный.

Лысые, меланхолично пережевывая жвачку, посмотрели на меня. И я с трудом разыскала одно отличие между ними: у одного на лысом черепе выросли толстенькие уши в форме пельменей, на другом черепе ушки были остренькие. Да, прически у них такие же, как у Василия. Видимо, стригутся у одного и того же парикмахера. Но все же Василий выгодно отличался более осмысленным взглядом.

– В натуре, что случилось? – спросил тот, чьи ушки были как пельмешки.

Его тонкая, прозрачно-сероватая кожа свидетельствовала о неспокойном и нездоровом образе жизни, а выражение глаз не вызывали сомнения в повышенной злобности их обладателя. Вопрос, разумеется, был задан единственно от любопытства, однако он так растрогал меня, что я доверчиво провозгласила:

– Случилось страшное, – и для пущей убедительности, словно тельняшку на груди, распахнула полы пиджака. – Просто у меня больше ничего не осталось на этом свете. Стоит ли жить?

И горько разрыдалась, брызнув слезами на тонкий кашемир костюма своего собеседника.

Все это отчего-то показалось человеку со злобными глазками крайне забавным.

– Чем я могу помочь такой хорошенькой женщине? – сказал он, обнажая мелкие зубки пираньи.

– Хорошенькой? – переспросила озадаченно я.

– Угу… Разрешите представиться: Геннадий, – бархатно проговорил он.

– Ольга. Очень приятно. – Вот так-то! «Хорошенькой». Может быть, не все еще потеряно? Если я могу нравиться другим мужчинам, могу понравиться и собственному мужу. Изменщику!

– В долг, правда, дать не могу, – уточнил Геннадий, – давать в долг игроку – плохая примета.

Я зачерпнула фишек из кармана и продемонстрировала их.

– Ах, вы тоже о деньгах, – разочаровалась я, – я же имею в виду совершенно нематериальные ценности, да, да, вовсе не о них идет речь.

– Не о них? – вскинул светлые волоски бровок Геннадий.

Все вокруг стали чудовищно буржуазны, к этому я уже привыкла. Но не смирилась!

– Женщина, – продолжал Геннадий, – должна думать о красивых вещах, о вкусной еде, об удовольствиях…

– Какая еда?! – с негодованием вскричала я, – Я на диете! А страдаю я здесь из-за того, что мой муж охладел ко мне, – я сочла нужным все же объясниться.