Владислав Попов - Чё делать?

– Эй, лейтенант, ты где? В засаде?

Лейтенант в засаде чуть не захлебнулся. В той стороне, где сопели и кряхтели , раздался визг, затем пьяный мужской бас:

– Ну че на. Кто здесь борзый, такой. Иди сюда на. Не слышу на. Че молчишь на? Тогда получи на! Рядом с Антоном в воду упало что-то тяжелое. Камнями кидается, понял Антон и рванул на глубину. Это была его ошибка. Он обнаружил себя. Тут же в сторону всплесков началось прицельное бомбометание. Снаряды ложились все ближе и ближе к отступающему милиционеру. Он уже нырял в спасительные волны, когда один из кирпичей попал ему под лопатку. Раненый крикнул: «Ой!» – и ушел под воду. Когда он вынырнул, опасность миновала: – Галя, ну куда ты? Галечка, постой. Ну, Галушка моя, Галушечка, подожди, –бас и шаги спешно удалялись.

«Что за кошмар? Неужели это со мной происходит? Ну, когда-то же это кончится?» Но кошмар не рассеивался. Пришлось снова вести мучительный бесполезный в потьмах поиск трусов, штанов, рубашки и специально купленных для отпуска кожаных сандалей. И еще бутылки вина. Безрезультатно. В отчаянии Антон на ощупь нашел какой-то чахлый куст и стал рвать ветки, чтобы сделать себе первобытную юбку, как у аборигенов тропической африки из журнала «Вокруг света». Прикрытие оказалось фиговым. Тогда он начал думать, как прокрасться в санаторий голым, но незамеченным. Вариант марш-броска по пляжу, через центральный вход, он отмел сразу. Мимо костров с компаниями отдыхающих незаметно не проскочишь. Тем более, наверху шумит дискотека. Остается вариант с риском для жизни. Он мысленно вскарабкался вверх по обрывистому берегу, мысленно перешел колхозный сад, мысленно перелез первый деревенский забор, прокрался среди тыкв, зарослей раскидистых южных помидор, сорвал душистый сочный огурец, откусил, начал перелезать следующее ограждение, и вдруг забрехала одна собака, вторая, загорелось одно окно, второе. На крыльцо вышла баба Дуня, что молоко отдыхающим продавала, на другое – тетя Мотя, что втихаря толкала самогон, и, наконец, из своей покосившейся халупы вылез дед Пахом, который ничем не торговал, но отдыхающих знал в лицо. Собаки несутся на Антона, баба Дуня кричит: «Ща милицию вызову!», тетя Мотя кричит: «Не надо милицию!», а дед Пахом молча поднимает свою старую двустволку. «Не, это тоже не вариант», – решил Антон. Осталось тупо ждать рассвета.

– Я так хочу, чтобы лето не кончалось. Что б оно за мною мчалось. За мню вслед. Лето, ах, лето! Лето теплое будь со мной.. Ла—ла-ла-лала. Лала лай ла лалалай.

Песня Аллы Пугачевой приближалась, а вместе с ней и Зоя. «Ей хоть бы хны, ей хоть бы хны», – вскипел Антон и бросил язвительно:

– Зоя, а вы не хотите одеть…ся…, -и замер в который раз, но на этот раз от удивления. Зоя вошла в зону видимости, поправляя платье.

– Что вы сказали, лейтенант? – она оглядела своего бывшего кавалера:

– Вы решили остаться позагорать ? Что ж, чао.

–Стойте! – в панике закричал Антон. Зоя, скажите, где одежда?

– Какое жалкое зрелище. Там же, где и оставляли. Вы ее далековато ищите.

– Покажите, нет, давайте вместе туда сходим.

– Вас за ручку отвести?

Антон пропустил иронию мимо ушей:

– Просто не исчезайте, хорошо.

– Вот так? – Зоя сделала несколько шагов сторону и исчезла.

–Это не смешно, вернитесь. Я кому сказал. В ответ тишина. –Зоя, пожалуйста. Прошу тебя. –Ладно, – раздалось совсем близко, – пошли. Зоя вышла из темноты, и они двинулись вдоль берега. Через метров двести они услышали какой-то шорох и бульканье. Антон рефлекторно спрятался за Зою.

– Кажется, лейтенант, там кто-то в ваших вещах роется…

Вдрызг пьяный голос запел: «ЯЯЯЯ праменяв дивчоооонак на бутылкууу! Глаток вииинааа как пацалуй люб ..йк…»Икота прервала старинный романс. «Йк, йк из за тебяаааааа йааа паааападу в Бутырку. И лишь бутылка будииииит вееееерной до зарииииии. Йк».

Затем послышался звук стремительно пустеющий стеклотары. Это вывело Антона из оцепенения. Он твердо шагнул навстречу нарушителю общественного порядка. И хоть не было у Антона фуражки с кокардой, погон со звездочками, ремня с бляхой, -вообще ничего милицейского не было, он все равно сурово произнес:

– Лейтенант Мотыль, ваши документы.

Алкаш поперхнулся и упал: чур тебя, чур тебя. Но голый мент не исчез, а заорал благим матом: – Штаны отдавай, под суд у меня пойдешь, в Сибири сгною.

– Ты, не кипятись начальник, – признал власть выпивший гражданин. – Держи свои кальсоны, я так, тока, фасон посмотрел. Шо у нас менты на досуге носють. Нигде от вас не скрыться, крысиное племя.

Антон с достоинством отряхнул брюки, не спеша оделся, взял под руку Зою и пошел в санаторий. Сзади зазвучал припев: «Слааааадкий, как пацалуй любвиииии ! Слааааааадкий, как пацалуй любвиии!» Шли молча, расстались немногословно. Поцелуев не было. Зайдя в номер, Антон достал чемодан, из чемодана достал припасенный для начальника пятизвездочный коньяк и выпил его весь, не закусывая. На следующий день он уехал домой.

Постепенно память услужливо запрятала эту историю в недоступные архивы. Но с тех пор у Патроныча появились странные привычки. Он никогда не ходил по своей воле на пляж, и терпеть не мог мерить одежду в магазине. Поэтому все на нем или висело мешком, как на вешалке, или было малО. Да, еще Патроныч не любил песен. Неважно – народные или инородные песни – не любил их Патроныч и все. Но особенно раздражали его романс, шансон и популярные шлягеры.

Как назло, только Патроныч хорошенько задумался над исчезновением певца, и в голову ему пришла хорошая мысль: «А ведь звезда пропала не просто так…», вдруг вокруг зашумело, раздался мерзкий электронный визг неотрегулированного микрофона, и пошло поехало.

– А теперь ты, Маша!

И нежный детский голосок картаво запел песенку про котенка: «Мулка, ты мой муленочек. Мулка, ты мой котеночек. Мулка, Малуся Климова, плости любимоваа!!»

Патроныча перекосило от ненависти. Размалеванный клоун похвалил Машу, подарил шарик с рекламой магазина платьев «Фея и Золушка» и сунул микрофон под нос следующему ребенку. Патроныч решил убраться подальше в место потише. Не тут-то было. Рядом раздался вой сирены, которая оказалась красным ревущим покупателем дошкольного возраста. Судя по тому, как он надрывался, это был вопрос жизни и смерти.

– АААААААА! Яааа шааарик хачу. Шарик. Шаааааааааарик! Дай мне шарик!

Любитель шариков тянул руки к маме.

– Ну, Толик, иди спой песенку, и клоун даст тебе шарик, – попыталась по-доброму решить вопрос мама.

– Неееееет. Не хочу песенку, хочу шарик. Дааааай шарик.

Детеныш захрипел, стал пунцовым, повалился на пол и начал бастовать руками и ногами против вселенской несправедливости. Мама сделала строгое лицо: