Владислав Попов - Незабвенная. Или обреченность на любовь

Некогда дланью Судьбы приведен был я в град Экадема.
Там среди славных мужей многомудрых искал я науки,
Но Провиденье Небес мне желало иного удела, —
Дар Афродиты я принял и с ним же мученье разлуки…

О, лира! XXI-ый век.
Иной ли голос твой теперь?
Я современный человек,
Но в прошлое открою дверь.

Пылала там любовь такая,
Что солнце меркло, и луна
Себя стыдилась, сна не зная,
Лишь облик пряча в облака.

К чему ж мне нынешние нравы,
Когда любовь горит как Ад?
И нет обратно переправы,
Харон 1 1 Харо́н – перевозчик душ умерших по водам подземных рек в царство мертвых. не возит ведь назад.

И я сгораю будто Феникс,
Любовь испепеляет в тлен.
Я сам изменник средь изменниц,
Но вновь любви окутал плен…

Зачем ты музыка воспряла
С минувших памятных времен?
Быть может, чтоб не устояла
Та дева, в кою я влюблен?

Ты связь, сочтено в тебе все в безупречном единстве.
Ты пневма небес, вошедшая в тело, достойное крас небосвода.
Ты редкость земная, в пустыне скорее найти золотую песчинку возможно.
Ты стебель бамбука, так смело от мира земного ты тянешься к высшему миру.

Ты осени грация, танцу скользящих по воздуху листьев подобна.
Ты зимняя нежность, с которой снежинка ложится в ладони теплым безветренным утром.
Ты хладный весенний ручей, обжигаешь мое раскалённое сердце.
Ты летний цветок, что губы мои насытил желаньем безмерно.

Ты воображенье, с собой увлекаешь меня в миры над Землею.
Ты сияние звезд в темном лесу безвкусной обыденной жизни.
Ты случай, что счастья часы и минуты приносит нежданно.
Ты радость, достаточно лик твой увидеть, чтоб душу наполнило светом.

Ты все ощущенья, которые стоит почувствовать в жизни.

Приумножая блики слов
(Я по-другому не умею),
Хотел я избежать оков
И стал как будто бы мудрее.

«Жизнь» мудреца, – она проста,
Весь путь ее – через сознанье.
Но я не знал, что так пуста
Жизнь без могущества страданья.

«Жизнь» мудреца, – что с нее взять?
Кавычить только остается.
Ее б куда-нибудь девать,
Так никуда ведь не деется.

Она пришла. И я к ней шел.
Я думал, что она Живая.
Но ничего я не нашел,
В себе страданья убивая.

Ушла печаль. И глубина
Совместно с ней куда-то делась.
И вместе с ними же вина
Исчезла, как мне и хотелось.

Утихли воля и любовь
И бури, – душ преображенье.
И уж не стынет в жилах кровь,
И страсти нет, и нет волненья.

Лишь остается упражняться,
Бесстрастьем дух свой наказав.
И все от Жизни удаляться,
Добро стремленью указав.

И вот теперь понятий ворох
Организует жизни путь.
Спокойных мыслей тихий шорох
Так мил, что хочется уснуть.

Но я как будто в ожиданьи,
Что снова явится с небес
Та, что дала мне на прощанье
Себя на миг… И я исчез.

А миг тот длился словно вечность.
Его забыть не в силах я.
Исчезла в нем вся человечность.
Осталась в нем вся Жизнь моя.

А мудрость все мне счастье прочит
В порядке быта и людей,
А то мгновение – порочит,
Забудь, мол, больше не жалей.

А я внимаю. Как иначе?
Ведь мудрость мной руководит.
Она поставила задачу,
А я исполнил, как ифрит.

Теперь, с последним Жизни вздохом,
Я лишь желаю для тебя,
Чтоб ты в стремленьи жить неплохо
Не умирала, не любя.

Проснулся я, но облик твой
Вновь сделал из меня сновидца.
И вихрь красок предо мной
Раскинул крылья словно птица.

Он охватил меня, увлек,
Окутав будто бы младенца.
А я не смел да и не мог
Отвергнуть грез, что шли от сердца.

Весь прежний сон опал листвой,
Хоть за окном весна лучилась.
И в новом сне я был с тобой.
Мне явь прошедшего приснилась.

Все то, что сердцем с прежних лет
В глубинах бережно хранилось,
(Может во сне? А может, нет?)
Передо мной соединилось.

В воспоминанье красоты
Я пребываю погруженный.
В нем дар бесстрастия мечты,
Людьми почти неоцененный.

И сколько не было бы слов
В душе от боговдохновенья,
Им не сравниться с силой снов,
В которых живо впечатленье.

Лишь созерцаю свет очей, —
Сиянье тайны наднебесной.
Здесь ни одна из всех речей
Не будет полной и уместной.

Я зачарован уж давно,
И чары эти мне приятны,
И хоть я раб их, – все равно,
Свободы не приму обратно.

И ничего я не прошу,
Пред красотой в благоговенье,
Ее же дар ей подношу —
Свои покорность и смиренье.

И круговерть все тех же снов,
Все тех же прежних впечатлений,
Меня охватывает вновь,
И жив я жизнью тех мгновений.

Постиг я сердца нетелесную природу,
Когда его пронзила боли глубина.
Весною хладной нынешнего года
Твоя любовь была другому отдана.

И нету сил, и нету слов, – одни лишь стоны,
Одно бессилье, бессловесность, тишина.
Я не способен снять с тебя корону,
Что Афродитой на тебе освещена.

И где-то с краю сломленного сердца
Я будто рад, – не мне лишь одному
Дано узнать, без всяких экзистенций,
Твоей любви неудержимую волну.

Во мне лишь вопль музыкой играет,
Надежды прошлого теперь обречены.
Лишь одного, наверно, не хватает, —
Взглянуть еще раз на тебя, со стороны.

Но должен буду отказать себе я
Во взгляде этом, ведь мне шепчет тишина,
Что я, конечно же, не пожалею,
Но станет он последним для меня.

И дар любви, пронзенный этой мукой,
Несу с собой сюда, с той стороны.
И длится жизнь минута за минутой,
И дни идут теплеющей весны.

Петь, женщине надо петь.
Услада в очи Ее смотреть.
Но надо и Ей дать услад.
Пой же! Своему сердцу в лад.

Пой! Ведь и ты поэт,
Взяв очей женских свет,
Верни музыкой в ответ.
Не смей, говорить Ей «нет».