Маша Стрельцова - Дзен в большом городе

На улице было мерзко и холодно. Минут через десять я замерзла, пронизывающий ветер удивительно быстро выдул все тепло из моего тела. Помучавшись еще немного, я сбегала в ларек на углу, купила пачку «Парламента», бутылку подозрительно дешевого коньяка, вернулась на подъездную лавочку и принялась кутить.

Ведьмам запрещен табак и тем более алкоголь, только церковный кагор на причастии. Бабуля неоднократно говаривала мне, что пьяница ведьмой быть не может — сил не хватит вытянуть даже зубную боль или нарыв. Но я соблюдала этот запрет не из идейных соображений, мне самой не нравился ни табачный дым, ни вкус алкоголя.

Однако сегодня я с каким-то мазохистским удовлетворением делала затяжку, долго кашляла, после чего — бульк! — делала глоток ужасно противного коньяка. Отдышаться — и по-новой.

Я наказывала себя. Надеялась, что алкоголь отключит в моем сознании панику от того, что я натворила.

«Но он же того… просветлился. Сам. Твоей вину тут нет», — жалостливо напомнил мне голос.

«Ты сам-то в это веришь?», — устало спросила я.

Я ясно понимала, что это моя вина-то, что хороший парень Женька стал привидением. И ведь почувствовала, что что-то пошло не так во время моей работы по перекладу. Я ощутила, как он умер, ощутила как рванулась бессмертная душа ввысь, и как я, отчаянно словив ее своей магией, упорно пыталась вбить в тело.

И мне даже показалось что все получилось.

Черт!

Прокашлявшись от едкого сигаретного дыма, булькнула коньяком и вновь, запрокинув голову, принялась рассматривать звезды.

Я не знала, как поправить то, что натворила.

С малолетства я обучалась магии у своей бабули. С девятнадцати лет веду самостоятельный прием, так что опыта уже полно. От корки до корки я прочла Библию Ведьмы, родовую книгу Потемкиных, в которой восемь поколений наших ведьм вели рабочие записи.

Но вот такого казуса, как создание привидения из живого человека — я еще не слышала.

С расстройства я хватила аж два булька коньяка, горло невыносимо ожгло. Пришлось поскорее затянуться сигареткой, и тут же напал ужасный кашель.

Когда врачи приехали, я была почти в мире с окружающей действительностью. И погода стала казаться теплой, и мысли возвышенными — я размышляла о том, делать мне ремонт на лоджии или пусть стоит до следующего года.

— Сюда-сюда, — слегка пошатываясь, повела я врачей в квартиру. — Вот на этой ступеньке осторожнее, а то тут кошаки водятся, это очень опасно!

— И чем же? — неодобрительно покосилась на меня пожилая докторша.

— Женьки-то больше нет, — поведала я, все вспомнила и впала в еще более мрачное расположение духа. И посему до места трагедии хранила траурное молчание. Лишь войдя в комнату, я ткнула в Женькино тело и обвиняюще пробормотала:

— Вот, посмотрите, каков подлец! Наобещал бедной девушке: три свидания, карусельки, мороженое, цирк. Люблю, говорит, трамвай куплю, а сам взял да помер!

Потом перевела взгляд на второго Женьку, который сидел около матери и смотрел на меня странным взглядом, и уточнила:

— Ну ладно, ладно. Почти помер. Но все равно — какие теперь с ним свидания, вот скажите мне, люди добрые?

Так я сокрушалась еще минут семь, пока медсестричка, вконец выведенная из себя, не наорала на меня.

— Девушка! — сказала она. — Вы если напились, так сидите тихо и не мешайте работать!

— Я? Напилась? — искренне удивилась я. — Вы что такое говорите? Я же ведьма, мы не пьем!

Женька от моих слов только скривился и отвернулся.

И мне внезапно стало безумно стыдно.

Я прислушалась к себе — и осознала, как затуманен мой ум и неверны движения. Как неадекватно мое поведение. Как я… неприятна.

Вот черт!

— Полисы на больных где? — снова спросила девушка?

— Не знаю, — пожала я плечами.

— У матери в комнате лежат, — подал голос Женька. — Пошли покажу.

— Ага, пойдем, — кивнула я ему, и мы вышли, провожаемые недоуменными взглядами.

— Ты где успела напиться? — сухо спросил он по пути.

— Да я чуть — чуть, — вздохнула я. — Тяжко мне, понимаешь?

— И что, ты всегда проблемы так решаешь?

— Нет конечно. Обычно я к психоаналитику хожу. Но не пойду же я к нему с такими проблемами, верно?

Помолчав, я горько добавила:

— Вот так всегда. Стоит раз в жизни совершить нечто асоциальное — обязательно тут же запишут в неисправимые маргиналки…

— Сюда, — не обращая внимания на мои жалобы, Женька кивнул на дверь, мы вошли в комнату и я под его руководством извлекла из комода кучу бумаг. Нашла два полиса и мы пошли обратно.

— Ну ты из-за этого не передумаешь насчет тех нескольких свиданий, что мне обещал, а? — тревожно спросила я.

Он внимательно посмотрел на меня и хмыкнул.

— Ну и черт на тебя, — пожала я плечами, перешагнула порог и подала полисы пожилой докторше.

Та быстро их просмотрела и подняла на меня глаза:

— Больных мы забираем. Вы им кто? Сестра, жена?

— Невеста! — ляпнул мой дурной язык. — А что с ними?

Ну а как? Он мне сам пообещал карусель и медовый месяц, так что я, разумеется, невеста!

— У жениха вашего коматозное состояние, у матери его подозрение на инфаркт.

— А как завтра их навестить? — вылез с вопросом Женька.

Докторша на него даже и не посмотрела.

— Блин, ну не видит она тебя, неужто не понял! — сочувствующе сказала я.

— Девушка, а вы с кем все время разговариваете? — медсестра как-то подозрительно смотрела на меня.

— Да так, — смешалась я.

— Белка у нее, — хмыкнула пожилая. — Такая молодая, вроде приличная, а уже допилась до зеленых чертиков.

— Но-но, попрошу без оскорблений!

— Завтра позвоните дежурной медсестре в больницу, она вам скажет, куда ваших больных положили, — не обращая внимания на возражения, врачиха сунула мне клочок бумаги с нацарапанным телефоном, пошла, позвала водителя с носилками, и они отчалили.

Женька зачем-то пошел их провожать.

А я пошла на кухню, рассеянно взяла чашку с недопитым чаем и долго стояла у окна, вглядываясь в холодное утреннее небо.

Нет, я ни о чем ни думала. Не истерила. Просто пялилась в темноту, прорезанную алой полоской рассвета и крутила в руках чашку. Прижавшись лбом к холодному стеклу, я на диво быстро трезвела, и это было неприятно. Сразу накатывало понимание действительности.

Потом пришел Женька, встал рядом и спросил:

— Ну, ты чего такая расстроенная?

— Да уж, поводов нет, — едко ответила я.

— Да все нормально будет, — успокоил он меня. — Все равно это не твои проблемы, верно?

«Моя проблема — это ты», — чуть не ляпнул мой дурной язык, а вслух я спросила:

— Кто такая Нинка?

Не давала мне покоя вот эта девица, что порушила мне работу. И вроде мать Женькина разволновалась из-за нее.