Иоанна Хмелевская - Крокодил из страны Шарлотты

– Нет, не он.

– Болек Томчинский! Как увидел накрытый стол, так шары и выкатил. Но он врач.

– Это тот, который похрюкивал над салатом? Нет, отпадает.

– Тогда остается только Кароль Линце. Но он не лупоглазый!

– Как ты сказала? Линце?

– Да. А что? Подходит?

– Не знаю, Черт, где мне встречалась эта фамилия? Линце…

– Может ты путаешь с Линде? Был такой словарь Линде. А может, он тебе представился?

– Нет, исключено. Когда представляются, бормочут себе под нос, ничего не разобрать. Я видела эту фамилию написанной. Кто он такой?

– Журналист. Я работала вместе с ним и с Янушем.

– Анита, не мучай меня! С каким еще Янушем?

– С зятем Алиции, Ты же знаешь, зять Алиции был моим шефом. Кажется, Кароль Линце его закадычный друг.

«Приятель моего зятя…»

Да, это он. Конкурент животного из прачечной, второй из двух подозрительных лиц, материализованный, можно сказать, силой моего воображения. Где мне попадалась на глаза эта фамилия? В Польше? В Дании? Под какой-нибудь статьей?

– Анита, прояви милосердие. Скажи, где я могла видеть эту фамилию?!

– Может, в моей записной книжке, – с самаритянским терпением вздохнула Анита. – Он там у меня по ошибке вписан дважды. А зачем он тебе понадобился?

– Не знаю. – Я тоже вздохнула. – Может, это он убил Алицию?

Вообще-то ничего такого я и в мыслях не держала. Просто само по себе выскочило, видно, голова совсем плохая стала.

– Очумела?! – не выдержала Анита. – Что ты несешь? Кароль Линце! Приличный человек! Полиглот и путешественник! Постоянно в разъездах, имеет выездной паспорт, да у него и времени-то нет на всякие там убийства!

– Ну хорошо, я ведь не настаиваю, – поспешно согласилась я. – Наверняка у него и алиби есть. Поскольку он все время в разъездах, значит, был где-то в Бразилии или Груеце… [6]

– В Копенгагене, – отрезала Анита. – Месяц назад он побывал у меня, я как раз принимала команду из яхт-клуба, свалились как снег на голову с визитом дружбы, целых одиннадцать человек. Кажется, он с ними и приехал. Собирался задержаться здесь на несколько дней, а потом махнуть в Грецию.

– И махнул? – недовольно спросила я – очень уж не хотелось отказываться он кандидатуры Кароля Линце.

– Наверно, во всяком случае, потом я его не видела. Взбредет же такое в голову, зачем бы ему убивать Алицию!

Я глубоко вздохнула и призналась, что у меня, очевидно, маниакальный психоз. Вокруг меня эти убийцы прямо кишмя кишат – и здесь, и в Варшаве. Анита восприняла мое откровение с большим сочувствием и с не меньшим интересом, и мы с ней всесторонне обсудили проблему маниакальных психозов.

– Да, кстати, о психозе, – спохватилась она. – Генриху позарез нужна большая отвертка. Он уже робко спрашивал, когда ты вернешь инструменты.

– Ох, прости. Конечно, верну, да хоть сегодня.

– Завтра. Сегодня нас дома не будет. Загляни завтра вечерком, ладно?

Если «заглянуть» означает одолеть этот воистину тернистый путь к их обиталищу, то так и быть, загляну…

Мы договорились на шесть часов, и я покинула стены «Датского радио и телевидения», напрочь позабыв, что явилась сюда с намерением обсудить с Анитой последнюю свою волю. Что бы она там ни толковала, но фамилия Линце меня явно насторожила. Убей меня бог, если я не видела ее в каком-то тексте. Сам ее обладатель меня вовсе не заинтересовал, а вот его фамилия…

Так что же мне делать дальше? Вообще-то полагалось явиться к тому человеку, который ждал от меня вестей, и передать ему хотя бы имена преступников, не вызывающие никаких сомнений, но даже на этот шаг я никак не могла решиться. Окончательно растерявшись, я не надумала ничего лучшего, как позвонить Дьяволу, но мне ответили, что он отбыл в командировку. Только этого не хватало, нашел же время для разъездов! Еще немного, и я махнула бы самолетом в родное отечество, дома, как известно, и стены помогают.

Вечером, расположившись в офисе, я стала подводить итоги. Уединенная атмосфера очень даже к этому располагала. Перво-наперво требовалось уяснить для себя неоспоримые факты и уточнить вопросы, на которые еще не нашлось ответов.

Прежде всего можно считать фактом, что какие-то лица вознамерились сделать бизнес и таки его сделали. Бизнес заключался в нелегальной доставке из Польши в Данию готового героина. Героин изготовляется из опиума и морфия, а этого добра в Польше навалом. Таможенные службы сориентированы совсем на другое – на вывоз из страны антиквариата, произведений искусства, бриллиантов, водки и долларов, а также на ввоз наркотиков, так что такая контрабанда имела большие шансы на успех. Из Дании героин переправлялся дальше, в Соединенные Штаты и Швецию, набирая в цене.

Чтобы дело шло порезвее, данная организация воспользовалась официальными каналами, переправляя нелегальный груз в легально экспортируемых продуктах. Возможно, магазин, который принадлежит сыну того лысого недомерка, специально используют для этой цели, возможно, дорогостоящая пакость прибывает туда не только из Польши, а еще из Франции, с Ближнего и Дальнего Востока – отовсюду, где она только водится. В консервах под видом польских рубцов, всяких бамбуковых супчиков…

Сделки заключаются на ипподроме. Ничего не скажешь, место выбрано безошибочно! Дважды в неделю на Амагере и в Шарлоттенлунде бывает без малого пол-Копенгагена, множество болельщиков приезжают на автомашинах, они там теснятся, дверца к дверце, бампер к бамперу, между ними снуют разгоряченные тотошники, идеальная обстановка для передачи грузов и денежных расчетов, в такой толчее и слон-то растворится! Хоть на голове стой, никто не обратит внимания. Хочешь – заключай сделки, хочешь – деньги вручай, можешь даже размахивать ими вместо флага, можешь потом что угодно утверждать и отрицать – мол, знать не знаю человека, с которым только что до хрипоты спорил, – мало ли с кем споришь на тотализаторе, тут уж действительно ничего не замечаешь, на уме одни рысаки.

Даже самая бдительная в мире полиция вряд ли заинтересуется фактом, что разные там тотошники по дороге на ипподром покупают себе консервы и зашвыривают их в багажник, а потом едут дальше проматывать денежки. Ни одним законодательством это не возбраняется. Определенно у них все организовано так, чтобы трефной товар дольше двух-трех часов в магазине «Specialites des Pays» не залеживался.

В доходном этом деле замешано несколько интересующих меня лиц. Известные мне понаслышке Лаура и Зютек, известный мне понаслышке и вприглядку тип со сломанным носом, прозываемый Петер Ольсен, лично известный мне лысый недомерок в шляпе и совершенно мне неизвестный Аксель Петерсен. А Лешек Кшижановский, из всей честной компании наиболее мне известный, играет какую-то свою загадочную роль, о чем, согласно воле Алиции, я должна молчать как рыба.