Юлия Климова - Вредная привычка жить

В Москву мы приехали рано утром, зашли в круглосуточную забегаловку и перекусили. Сольку невозможно было отодрать от окна: она все боялась, что наш мешок с картошкой утащат нехорошие люди. В восемь ноль-ноль я залпом выпила остатки чая и сказала девчонкам:

– Пойду позвоню в милицию.

– А может, не надо? – занервничала Альжбетка.

– Ты хочешь, чтобы Потугины там съели все огурцы, и у них потом пучило бы живот, и они на всю жизнь приобрели бы огуречную зависимость? – поинтересовалась я.

– Их же посадят, – занервничала Альжбетка.

– Ненадолго, – успокоила я, – они скажут, что бомжевали, кушать захотелось, вот и зашли на огонек…

– А вдруг они там все расскажут, вообще – все? – спросила Солька.

– Не расскажут, – уверенно сказала я, – так им полгодика дадут, а вот за труп, который они по всей Москве возили, – лет пять. И то, если они докажут, что не они покойного до инфаркта довели: он же им родня, а бытовуха сейчас сплошь и рядом.

– А ты откуда звонить будешь? – поинтересовалась Солька.

– Автомат за углом заметила.

– А что скажешь?

– Скажу, что видела, как кто-то залез в дом, дам координаты и трубку положу, пусть сами разбираются.

– Это правильно, – поддержала Солька, – для нас лучше, чтобы они были подальше, и так узнали, что Анька на фирме работает… Пусть о них милиция позаботится.

С милицией никаких проблем не было: меня выслушали, можно сказать, с удовольствием и пообещали принять меры.

Мы вновь погрузились в машину и тихонько поехали по практически пустому шоссе. Настроение было отличное, мы мечтательно вздыхали время от времени, а фразы типа: «Неужели мы нашли?» или: «Неужели все закончилось?» – постоянно слетали с наших уст.

– Деньги надо спрятать, – нарушила я атмосферу праздника.

– Как – спрятать?! – воскликнула Солька. – Я себе вчера сумочку приглядела и кроссовки, и у меня телевизор работает, только когда перед ним на колени встанешь…

– Солька, – прервала я этот поток розовых мечтаний, – сейчас мы не должны особо высовываться: не забывай, что Селезнев умер не совсем по своей воле. Надо переждать, пока все немного утихнет.

– Может, ты и права, – сказала Солька, – только ждать я не хочу. Я знаю, потом обязательно что-нибудь случится: у нас украдут деньги, мы их потеряем или… инфляция… Ты знаешь, Анька, инфляция – это страшная штука!

– Деньги сейчас тратить не будем! – отчеканила я.

– Альжбетта, что ты молчишь? – Солька искала соратников. – Тебе что, деньги не нужны?

– Мне кажется, нам действительно лучше повременить… – замялась Альжбетка.

Конечно, ей тоже хотелось потратить свою долю, хотелось зажить, ни в чем себе не отказывая, но разум еще теплился в ее голове, и она все же приняла мою сторону.

– Да, деньги лучше спрятать, – уже более решительно сказала она.

Солька надулась и отвернулась к окну. Потом она фыркнула, пнула мешок и спросила:

– Ну и где мы их будем прятать?

– На мой взгляд, выбора у нас особого нет.

– Не хочешь ли ты сказать… – со страдальческим лицом начала Солька.

– Да, да, я предлагаю в качестве Кощея, чахнущего над златом, нашу горячо любимую… мою мамочку.

– Нет! – хором закричали девчонки.

– А я и не настаиваю, – пожала я плечами, – готова выслушать ваши предложения.

Девчонки минуты три усиленно думали, минуты три ерзали, минуты три чесали за ушами и вздыхали.

– Хорошо, – наконец-то сказала Солька, – нам больше ничего не остается, как ехать к твоей маме.

– А ты уверена, что она захочет нас принять? – поинтересовалась Альжбетка.

– Пока мы не замужем, пока мы смеем чего-то хотеть и пока мы живем, как нам заблагорассудится, мы – всегда долгожданные гости, ибо моей маме надо же кого-то поучать и надо же что-то возмущенно рассказывать соседкам.

– А что мы ей скажем? – поинтересовалась Солька.

– Не волнуйся, я со своей мамой нужную волну найду.

– Очень в этом сомневаюсь, – сказала Альжбетка, – твоя мама вообще на каких-то других частотах обитает.

Мама открыла дверь и радушно спросила:

– Какого черта так рано? Ты не забыла, что у меня давление?

Мы зашли в квартиру, волоча за собой мешок, наполненный пятьдесят на пятьдесят деньгами и картошкой.

– Это что?! – изумилась мама.

– Ты только не волнуйся, – сказала я, – но мы убили нашу соседку, она все время жарила рыбу… Ты можешь себе представить, как воняло у нас в коридоре?

Мама упала в кресло и схватилась за голову. Половник, который был у нее в руках, упал со звоном на пол.

– Ты случайно не рыбный суп варишь? – поинтересовалась я.

– Это что… это что, все правда?!

– Мама, ну как ты можешь верить подобной ерунде, разве я могу убить человека? – поднимая с кресла свою драгоценную мамулю, спросила я.

– В том-то и дело, в том-то и дело, что ты – можешь, – сказала она, обходя мешок. – Я хочу посмотреть, что там.

– Смотри, – сказала я, развязывая веревку и демонстрируя ей клубни молодого картофеля.

– Это мне? – обрадовалась мама, сменив гнев на милость.

– Нет, – сказала я, только сейчас понимая, что моя мама может не устоять перед молодой картошкой.

– Как это – нет? Что это значит? – завибрировала мама.

– Понимаешь, у Альжбетки очень больна тетя, и ей для выздоровления нужно употреблять специальный картофель, с большим содержанием крахмала… – я посмотрела на Сольку: мне не хватало для вранья словарного запаса из раздела ботаники.

– Это особые клубни, – сказала Солька, – понимаете, каждый год проводятся скрещивания между разными сортами картофеля, для того чтобы…

– Я ничего этого не понимаю, – сказала моя мама, стараясь поставить мешок, – помогите мне отнести его на кухню…

– Зачем? – скрипя зубами, спросила я.

– Мне так удобнее будет доставать из него кар…

– Мама! – вскричала я. – Ты хоть раз можешь меня услышать?! У Альжбетты больна тетя, ей нужен этот особый картофель, и мы его у тебя заберем в самое ближайшее время, чтобы отвезти по назначению!

– Интересное дело, – возмутилась моя мамуля, – а я что, здорова, мне что, не надо лечиться?

Я открыла шкаф, взяла небольшую миску, навалила ее картофелем до краев и сказала:

– Это тебе, и, кстати, еще неизвестно, не вредно ли с твоими заболеваниями лопать столько крахмала?

Мама сразу изменилась в лице.

– Спасибо, – сказала она, отодвигая миску, – но думаю, что для тети Альжбетты это важнее. – Она утерла несуществующую слезу кухонным полотенцем. – Бедная женщина, она наверняка так страдает без крахмала, так страдает, просто вся истощена…

Альжбетку подвели нервы. Не то чтобы она прониклась трепетной любовью к своей несуществующей тетке, а просто все, что она пережила за последнее время, требовало выхода наружу. Альжбетка зарыдала, да так горько и так искренне, что мы с Солькой даже растерялись.