Анна Ольховская - Дрессировщик русалок

Михар молча стоял в стороне, сосредоточенно вглядываясь в нас. Когда Петер закончил с белобрысым и выпрямился, парень заговорил. Голос звучал так же странно, как и у Лхары, но понять его ломаный немецкий можно было без труда:

– Ты – мать Маленькой Сестры, верно? – Огромные глаза в упор смотрели на меня.

– Маленькой Сестры?

– Так Лхара зовет подобную нам девочку-чужестранку. Она очень сильная, она нужна нам, очень. Лхара и остальные не могут удержать Старейшую. Они разбудили ее, направили сюда, но Старейшая злится. Она не хочет подчиняться, она всегда была главной. Я тоже должен помогать! Но сначала – Маленькая Сестра, где она? Я не слышу ее, она жива?

– Жива, ее просто закрыли от всех. Ника здесь, на верхнем этаже. Но ее серьезно охраняют.

– Это неважно. Идем, – и Михар направился к двери.

Наверное, в воде он передвигался так же грациозно, как Лхара, но на суше его походка напоминала движения карлика. Что не мешало ему идти быстро и бесшумно.

Мы с рыжим переглянулись, подобрали оружие незадачливого Курта и направились следом за Михаром. Но следом мы шли только до выхода из подвала, потом роли поменялись – дорогу к Нике лучше всех знал Петер.

Лифтом решили не пользоваться, оказаться всем троим запертыми в одной клетке не хотелось, ведь в любой момент могли обнаружить следы моих шалостей. Да и не только моих.

Я помнила толпу охранников на этаже, где находилась моя дочь, поэтому перед дверью, ведущей туда, остановила Петера:

– Не спеши, у нас ведь даже плана нет никакого! Надо решить, что будем делать.

– Не надо, – усмехнулся рыжий, глядя на нашего спутника. – Он уже делает.

Лицо Михара застыло и побледнело от напряжения, зрачки глаз расширились, превратившись в черные провалы, он медленно шел к двери. Петер едва успел всунуть карточку в прорезь замка, открывая нашему спутнику проход на этаж.

Где продолжалась игра в «Замри!». Но, поскольку людей здесь было довольно много, удерживать их всех достаточно долго Михар вряд ли сможет. Пришлось в темпе подключаться нам с Петером. Я пустила в ход электрошокер, рыжий – приклад.

Мы справились довольно быстро, минут за пять, и только тогда Михар обессиленно сел на пол и устало прикрыл глаза.

– Вы идите пока за Маленькой Сестрой, а мне надо отдохнуть. Нашим нужна моя помощь.

Перепрыгивая через валявшиеся тела охранников, я бросилась к двери, за которой спала моя малышка. От нетерпения руки тряслись, и я никак не могла вставить карточку в дурацкую прорезь. Петер мягко оттер меня от двери, забрал карточку и все сделал как надо. Но дверь почему-то не открылась.

– Забыл совсем! – прошипел сквозь зубы рыжий, обшаривая карманы охранников. – Здесь же другие ключи действуют, специальные. Ага, нашел.

И дверь наконец соизволила пропустить нас внутрь комнаты.

Вот она, моя родная! Спит, свернувшись клубочком.

Нет, уже не спит. Едва дверь открылась, как Нику словно подбросило на кровати. Она открыла глаза, обвела комнату сонным взглядом, увидела меня, улыбнулась, зевнула, а потом, наверное, все вспомнила.

И, вскрикнув, метнулась ко мне:

– Мама! Ты меня нашла! А тот старикашка сказал, что ты меня никогда не найдешь!

– Я же тебе обещала, – как же славно пахнет мой ребенок! – А если мама что-то обещает, она это делает, ты же знаешь. И вообще, нам пора, мы уходим.

– Домой?

– Пока отсюда, а там видно будет.

– Тогда мне надо одеться, – Ника нехотя слезла с моих рук.

Через минуту мы вышли в коридор и девочка озадаченно протянула:

– Мамсик, это ты тут буянила?

– Ну почему сразу я? Нас трое, между прочим.

– Трое? – Только сейчас Ника заметила сидевшего на полу Михара.

– Здравствуй, Маленькая Сестра, – улыбнулся тот, поднимаясь. – Я рад тебя видеть. Теперь мы справимся.

– С чем? – удивилась было девочка, а потом…

Она словно задохнулась, голова дернулась назад, как от удара, глаза закатились, и Ника упала бы на пол, не подхвати я ее на руки.

Что за…

Рядом послышался глухой стук, это упал Михар.

– Петер, ты сможешь его нести? – Я ничего не понимала, но времени на раздумья не было.

Я знала одно – отсюда пора убираться. Ощущение надвигающейся опасности становилось все сильнее, и оно шло снаружи. Оттуда, где затаился тихий, словно вымерший лес.

– Но что с ними? Может, еще укол сделать?

– Вряд ли поможет.

– Откуда ты знаешь?

– Предполагаю. Петер, поверь, на разговоры нет времени, надо уходить, срочно! Бери Михара!

Рыжий, видимо, тоже почувствовал неладное, он молча наклонился, взвалил полубессознательного парня на плечо и направился вслед за мной к лифту. Шуршать по углам я больше не собиралась, счет шел на минуты, если не на секунды.

– Петер, как только двери лифта откроются, стреляй без разговоров, – я покрепче прижала к себе повисшую тряпичной куклой Нику. – Сможешь? А то у меня обе руки заняты.

– Но стрельба разбудит всех в здании, и не только!

– Поверь, это уже неважно.

– Да что же, черт возьми, происходит?!

Ответить я не успела, лифт остановился, и створки медленно поехали в стороны. Петер, придерживая левой рукой Михара, правой взял автомат на изготовку. Но… В холле было пусто. Во всяком случае, из лифта мы никого не увидели.

Рыжий осторожно выглянул, осмотрелся и, кивнув мне, медленно двинулся вперед. Я шла за ним, борясь с желанием сорваться с места и бежать, бежать, бежать. И борьба эта становилась все труднее, потому что желание питалось каким-то животным, атавистическим ужасом.

По сравнению с которым прозвучавший за спиной холодный голос показался всего лишь досадным недоразумением:

– Моя ошибка заключалась в том, что я забыл, с кем имею дело.

– Дряхлеешь, Менгеле, – я остановилась и, нетерпеливо постукивая ногой, обернулась. – Вот уже и слова путать начал, и немудрено – сколько можно обманывать природу, поддерживая жизнь в протухшей оболочке! Ты не забыл, с кем имеешь дело, ты просто не знал.

– Нет, Анна, забыл, – старый наци стоял возле двери, ведущей на лестницу. Там, похоже, вся эта банда и пряталась. Довольно внушительная, между прочим, банда, кроме Менгеле с непременным бонусом в виде ушлепка, вокруг кучковалось человек семь, не меньше. – Я забыл, что ты – русская, а это значит – упрямая до безрассудства. И сопротивляться будешь даже в самой безвыходной ситуации. Хорошо, что об этом не забыл Курт. Кстати, где он? Что вы с ним сделали?

– Не волнуйся, – криво усмехнулся Петер, – жива твоя любимая задница.

– Что касается тебя, выродок, – нервно дернул щекой Менгеле, – ты окончательно опозорил своего отца и свою нацию…

– Ой, кто это мне говорит о позоре нации? – вздернул брови рыжий. – Садист-извращенец с активизировавшимися к старости гомосексуальными наклонностями? А напомни мне, что делал бесноватый Адольф с такими, как ты? И вообще, Анна, что мы тут с ними время тратим, нам пора. А вы, голубки, не дергайтесь, вы у меня на мушке. Стоите хорошо, кучненько, я не промахнусь.