Александр Звягинцев - Куда смотрит прокурор?

Как же мог он, Туз, с его нюхом и умением проникать в людей, так ошибиться? Или все-таки у Гонсо просто наступила черная полоса, от которой никто зарекаться не может?

– Вроде все на месте, Жан Силович! – не сдержав радостного вздоха, сообщил Гонсо. Теперь его лицо пылало нездоровым румянцем.

– Точно?

– Точно. Но – откуда? Кто?

– Есть, как видишь, на свете добрые люди! – хмыкнул Туз, вспоминая победную улыбку Шкиля.

– Есть, Жан Силович, я всегда в это верил! – восторженно вскинулся Гонсо.

– Ладно-ладно, – остудил его Туз. – Наверное, есть, только надеяться на них лучше не надо, ты же не юродивый. На себя надо надеяться.

Гонсо все перебирал и перебирал бумаги в папке, лицо его светилось.

– Когда твой клиент с обточенными зубами у дантиста появиться должен?

– Через четыре дня.

– Через четыре… Это хорошо. Потому что тебе дня на три из города уехать надо.

– Куда?

– Это мы придумаем.

– А зачем?

– Зачем начальство, как что, в больницу ложится? Потому что неприятности можно перележать, переждать. Вот для чего. Так что собирайся и езжай к моему батьке в деревню. Там спасаться будешь. Пока тут другие новых безобразий не натворят, чтобы твои подвиги немного забылись, отошли в тень.

Гонсо беспокойно заерзал на месте.

– Жан Силович, а как же расследование? Как же мне из города в такое время?

– А чего тут тебе теперь делать? Ходить по улицам и крутить руки подозрительным? Ты мне тут со своей дотошностью полгорода пересажаешь. У тебя же только одна реальная ниточка есть – дантист. Так что время у тебя есть, чтобы в срок вернуться. Или у тебя новости есть? Может, агентура операм что-то нашептала?

– Агентура пока ничего не сообщает. Я думаю, это человек в криминальных кругах неизвестный действовал.

– Похоже. Тогда ждем вестей от дантиста… Но ты пока езжай. Эх, Гаврилович, какие там, у моего батьки, черешни! А самогон в сулеях! А борщ в саду под яблоней! А вареники с вишнями… Арбузы!..

Туз даже глаза закрыл от удовольствия, перебирая в мыслях радости деревенской жизни. Лишь через какое-то время он оторвался от дорогих его сердцу воспоминаний.

– Только вот что, брат… – уже деловито и категорическим тоном объявил он. – Тебе до отъезда надо перед парикмахершей извиниться. Поговори с ней по-человечески, объясни, что, мол, случайно все произошло, без умысла. Чтобы она заявление на тебя не писала… Эльвиру, начальницу ее, вместе с взволнованной общественностью я, так и быть, на себя возьму. А с девицей давай уж сам улаживай. Умел ручонки совать куда не следует – умей и грехи замаливать. От нее, сам понимаешь, много сейчас зависит. Как ее зовут-то?

– Не знаю, – потупился Гонсо. – Откуда мне знать? Я ее первый раз увидел.

– Эх ты, следователь! Наступил ненароком в дерьмо – отмывайся сразу. Что ж ты с ним ходишь какой день и запахи разносишь?

Гонсо потупился. Сказать, что он растерялся так, что даже руки на себя в какой-то момент наложить хотел?

– Да, а парикмахерша-то эта хорошенькая хоть была? – ободряюще, как мужик мужику, хохотнул Туз. – Они ж такие бывают, что хоть руки руби. Потому как сами туда лезут…

– Жан Силович! – задохнулся Герард Гаврилович. – Неужели вы все-таки думаете?.. Да я даже не разглядел, какая она! Я как будто в затмении был…

– Экая глупость получается! – помотал могучей башкой Туз. – Я поначалу подумал, может, подставляет тебя кто-то? А тут действительно вижу – несчастный случай. Согласно глупости и бессмысленности произошедшего – несчастный случай.

– Жан Силович, неужели и вы мне не верите?

– Я-то верю, – успокоил его Туз. – Главное, чтобы Василиса поверила.

И тут они оба погрузились в задумчивость.

На втором этаже казино, где уже не раз встречались Шкиль и Василиса, было темно и пусто. Там располагался ресторан, и можно было сверху рассматривать игровой зал – ярко высвеченные зеленые столы, отбрасывающие блики позолоченные части рулеток, таинственно урчащие и бренчащие жетонами игральные автоматы и людей, окоченевших у столов. Шкиль и Василиса играли мало, большую часть времени проводя за уютным столиком в ресторане. Но и туда долетал дух азарта и бессмысленных надежд, царивший внизу под ними. И это придавало их беседам некую особую нервность, приподнятость и неординарность, столь нравившуюся обоим.

Весь вечер Шкиль пытался определить, рассказала ли секретарша из техникума Василисе о казусе с Гонсо, а если рассказала, то какое это произвело на нее впечатление? Самому спросить ее, знает ли она о скандале, как-нибудь ненароком, невзначай, все никак не представлялось возможности.

Василиса была рассеянна, задумчива, погружена в свои мысли.

– Мы сегодня грустим? – галантно, но и ядовито осведомился Шкиль.

– А у тебя оружие есть? – вдруг спросила Василиса.

– Оружие? – изумился Шкиль. – Тебе какое?

– Не знаю, все равно. Ружье…

– И зачем нам понадобилось ружье?

– Вот именно нам. Я сегодня вдруг вспомнила, что в Валенсии еще совсем не так давно влюбленному, желавшему известить весь мир о своей страсти, надо было выстрелить из ружья в землю у самых ног возлюбленной. Чем ближе к ней, тем лучше. Обычно это делалось, когда девушка шла домой с мессы. При этом она должна была не моргнув глазом продолжать свой путь, скромно потупив взор… Вот это я понимаю страсти!

– Знаешь, ружье у меня есть. И я готов пальнуть из него хоть сейчас. Давай только договоримся, когда. В церковь ты не ходишь. Значит, когда ты будешь возвращаться из техникума?

– Это будет смешно. Но нас с тобой не поймут… Если бы ты знал, о чем сегодня говорили на занятиях мои студентки!

– Ну, Вась… Уверяю тебя, я вполне могу себе это представить. И весьма живо. Я часто проезжаю мимо вашего заведения и вижу этих девиц, толпящихся у входа! Зрелище для людей с крепкими нервами. По-моему, побыв рядом с ними полчаса, вполне можно стать женоненавистником. Кстати, ты заметила, нынешние фильмы, книги, сериалы объединяет омерзительное отношение к женщине. Она в них обязательно – кобыла, телка, девка, соска… Увы, глядя на твоих студенток, невольно подумаешь, что для них эти названия – самый раз. Другие им просто не подходят.

– Ну, они разные бывают, – вяло возразила Василиса.

– Уверен, они и сами себя так называют. И это их ничуть не обижает. Обрати при случае внимание – в газетах самые грязные материалы, со всякими физиологическими подробностями и извращениями подписаны женскими именами. Иногда мне кажется, что женщина не только спивается быстрее мужчины, она и разврат принимает гораздо спокойнее, без особых эмоций. Ибо живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу – о духовном…