Лоуренс Блок - Вор с палитрой Мондриана

— А вы обратили внимание, — шепнул я им, — что у обоих этих невинных созданий ступня Мортона?

— А это еще что?

— Это значит, что второй палец ступни длиннее большого пальца, — объяснил я, — и, если они захотят участвовать в марафоне, им потребуется специальная ортопедическая обувь.

— Не больно-то они похожи на бегунов, — заметила Кэролайн. — Да и вообще, какие-то корявые и неуклюжие, точно жабы, и единственный марафон, в котором они могут…

— Джейрид со своей командой уже занял исходные позиции на улице, — перебил ее я. — Минут пять еще подождем, и начали. О'кей?

— О'кей.

Зайдя в кабинку мужского туалета, я снял пиджак и рубашку, затем снова надел их и, чувствуя изрядное облегчение, вернулся в галерею, в зал, где висел Мондриан. Никто не обратил на меня ни малейшего внимания, потому что у входа в здание слышались какие-то крики, шум и возня, и люди потянулись к выходу — посмотреть, что происходит.

Тут моих ушей достигло скандирование:

— Три-четыре, пять-пятнадцать! Дайте нам искусство, чтоб развиваться!

Я подошел к Мондриану поближе. Время тянулось, ребятишки продолжали скандировать, и я, наверно в тысячный раз взглянув на часы, начал уже было беспокоиться, чего же они там медлят, как вдруг разразился сущий ад.

Послышался громкий звук, напоминающий раскат грома, рев выхлопных газов какого-нибудь трейлера, взрыв бомбы, на худой конец — хлопок шутихи, неведомо как уцелевшей со дня 4-го Июля. [35] 4-е Июля — американский праздник, День независимости. А затем откуда-то с другой стороны повалил дым и раздались крики: «Пожар! Пожар! Бегите, спасайтесь!»

Дым сгущался с каждой секундой. Люди метались из стороны в сторону. А что сделал я? Я сорвал Мондриана со стены и кинулся в туалет.

И едва не сбил с ног лысеющего толстяка, который как раз в этот миг вышел из кабинки.

— Пожар! — завопил я. — Бегите! Бегите, спасайтесь!

— Господи Боже, — пробормотал он и выбежал прочь.

И я через несколько минут последовал его примеру. Вышел из туалета, сбежал вниз по ступенькам и вылетел из двери на улицу, у входа стояло уже пять пожарных автомобилей, от полицейских рябило в глазах, а Джейрид со своим войском продолжал размахивать лозунгами, выводя из себя полицейских и выпендриваясь как только можно перед портативными телекамерами. Но, невзирая на всю эту сумятицу и кошмар, служба безопасности Хьюлетта держала ситуацию под контролем — бдительно следила за тем, чтобы из здания не вынесли какого-нибудь шедевра.

Меня так и прошиб пот. И, невинно хлопая глазами за стеклами очков, я благополучно прошмыгнул мимо них.

Сидя в полутемной и вонючей закусочной на Третьей Авеню, я смотрел шестичасовые новости, и там, на экране, красовался раскрасневшийся и взъерошенный Джейрид Рафаэльсон, гневно отстаивающий права молодых на доступ к великим произведениям искусства, а потом с тем же пылом отрицающий свою причастность к нападению террористов на галерею Хьюлетта и таинственному исчезновению шедевра Пита Мондриана «Композиция в цвете».

— Мы не думаем, что подростки имели к этому непосредственное отношение, — вещал в камеру руководитель пресс-службы нью-йоркского департамента полиции. — Пока что делать какие-либо выводы преждевременно, но есть мнение, что некий ловкий вор воспользовался возникшей паникой и неразберихой, чтоб вырезать картину из рамы. Сама рама, изломанная и с обрывками полотна, была обнаружена в туалете на втором этаже. Возможно, подростки и ответственны за возникновение в здании пожара, хотя они это категорически отрицают. Причиной возгорания послужило взрывное устройство, точнее, петарда типа тех, что используют во время празднования Дня независимости, брошенная в корзину для мусора, в которую до этого один из посетителей выбросил несколько рулонов использованной фотопленки, чем и объясняется столь сильное задымление. Сам пожар ущерба практически не нанес. Просто было много дыма, среди посетителей возникла паника, и, как следствие всего этого, вору удалось выскользнуть незамеченным.

Что ж, прекрасно, подумал я. Такого рода инциденты происходят на каждом шагу. И продолжал смотреть на экран — а вдруг там покажут «ловкого вора». Но я его не заметил. Во всяком случае, на этом канале.

Затем слово взял представитель музея. Он выразил свое громадное сожаление по поводу потери картины. Рассказал о ее художественной ценности и с некоторой неохотой назвал приблизительную стоимость — около четверти миллиона долларов. Тут репортер, ведущий передачу, напомнил ему и зрителям о недавнем ограблении с убийством в «Шарлемане», во время которого также пропала работа Мондриана. А затем высказал предположение, что раздутая прессой шумиха по этому поводу могла подвигнуть вора взять именно Мондриана, а не какой-нибудь другой шедевр.

По мнению музейного работника, это было вполне возможно.

— Он мог взять Ван Гога или Тернера, даже Рембрандта, — сказал он. — В нашем собрании имеются картины, оцененные раз в десять дороже Мондриана. А потому грабитель, как мне кажется, действовал чисто импульсивно, под влиянием, так сказать, минуты. Он слышал, что Мондриан представляет собой ценность, слышал, во сколько был оценен Мондриан мистера Ондердонка, и вот, стоило только представиться возможности, действовал решительно и быстро.

Тут началась реклама. Сидевший в закусочной под названием «Карнейс бар энд гриль» грабитель в роговых очках и фетровой шляпе чисто импульсивно, под влиянием минуты, схватил кружку пива и решительно и быстро опустошил ее.

— А что это у тебя там, а? — спросил ребенок. — Шпинниг, да? Шпиннинг?..

— Эндрю, не приставай к дяде, — сказала его мама и одарила меня храброй белозубой улыбкой. — Он, знаете, в таком возрасте, — добавила она. — Говорить уже научился, а вот молчать когда надо — нет.

— Дядя ловит ы-ы-бу, — сказал Эндрю.

Ах, вот оно что! Спиннинг.

Эндрю, мама Эндрю и еще человека четыре укрылись под прозрачным навесом, призванным защитить пассажиров, ожидающих автобус, от стихийных бедствий. На этого рода конструкциях несколько государственных чиновников изрядно нагрели руки, в связи с чем некоторое время назад разразился ряд громких скандалов. Одной рукой я обнимал цилиндрическую картонную трубу футов пяти в высоту и около четырех дюймов в диаметре. Я пытался убедить Эндрю, что никакого спиннинга в ней нет. Но что же тогда там находилось? Наживка?..

Нечто в этом роде.

Подошли сразу два автобуса — они, подобно полицейским в бандитских районах, ходят почему-то только парами. Эндрю со своей мамашей залезли в один из них, за ними последовало еще несколько наших соседей по укрытию. Я же остался на остановке. И ничего подозрительного в том не было. По Пятой Авеню ходила целая уйма автобусов, и каждый следовал своим маршрутом, так что я просто мог дожидаться какого-то другого номера.