Маша Стрельцова - Помело для лысой красавицы

Черт его знает как я доехала до дому. На дорогу практически не смотрела, погруженная в мысли. Мне просто повезло, что на ночных улицах практически нет ни машин, ни тем более пешеходов. Спят добрые люди в это время. Спят, прижавшись боком к супругу, отдыхая после рабочего дня, чтобы утром продолжить свои социально полезные функции. А другие личности — асоциальные — как раз и сменяют их на улицах города. Неуколотые наркоманы бродят по темным дворам, в страстной надежде наткнуться на подвыпившего мужика, которому можно приставить нож к боку и вывернуть карманы. Сутенеры на неприметных машинках развозят девушек по домам к клиентам. Гаишники поджидают свое счастье — полночного нарушителя, дабы после смены было на что попить пивка и в заначку от жены припрятать несколько бумажек.

И я, Магдалина Потёмкина, отлично вписываюсь в этот ночной мир.

Меня приняли бы наркоманы — мне понятна их грань правды. Я знаю, как можно лишить человека имущества, оправдывая себя тем, что у него еще есть, а у меня — вопрос жизни и смерти. Я понимаю их, у которых выбор небольшой — или агония ломки, или обчищенные карманы мужичка. Я понимаю их, потому что украла кольцо у Сашки не по злобе — таковы были обстоятельства.

Мне понятна грань девушек по заказу. Секс — для них не способ проявления чувств. Секс — это не распутство, это их работа, способ достижения цели. Кому-то надо на пропитание, кто-то их просто пропьет-проколет. На это не идут от хорошей жизни. На это идут не из-за природной развращенности и отсутствия элементарной морали — только когда нет выбора. И я тоже занималась с Вишневским не любовью — но сексом. Я всего лишь хотела быть к нему поближе. Другого пути подобраться к кольцу не было.

Мне понятна и грань гаишников. Да, я, сидя за рулем — я их понимала — и оправдывала. У них есть свои обязанности, за которые им платили зарплаты, и маленькая привилегия — наказывать зазевавшихся. Я понимала их — я сама присвоила себе такую же привилегию, только вот Вишневский оказался вовсе не таким дураком, как я думала.

Вернее, дурой все это время была я. Что я вообще о себе вообразила! Мне двадцать восемь лет, я младше его, и образование у меня — четыре класса, пятый коридор. А Вишневский — да, он очень мягкий и добрый, но уж никак не дурак. Я упустила их виду что он как не крути, но закончил один из лучших вузов страны — и плюс к этому неплохо справляется со своим бизнесом.

И он — он считал меня красивой…

При мысли об этом мне захотелось побиться своей дурной головой об руль.

«Ты получила кольцо, довольствуйся этим», — жестко сказал внутренний голос.

Я молчала.

«Или хавай пирожок, или have it, в общем»

«А почему с вкраплениями инглиша?», — вяло отозвалась я.

«Перевести адекватно не могу», — честно признался голос.

«Ааа».

«Но ты все равно ведь поняла меня».

«У меня образование — четыре класса, так что брысь», — устало ответила я.

«Золотая медаль у тебя, а не четыре класса», — едко напомнил голос.

Конечно я вспомнила эту английскую поговорку и поняла его.

Кольцо, лежащее в кармане, способствовало пониманию абсолютно всего и всех.

Есть поступки — и есть аргументы, способные высветить грань правды любого преступления.

И оправдать.

Вот только почему же я сама-то себя не могу оправдать?

Всю ночь я не спала. Бродила по Интернету, пыталась играть в игрушки, зверски прокачала пресс. Хотела растолкать Ленку, однако гостевая спальня на втором этаже оказалась запертой изнутри на замок. Тогда я нашла принесенные Оксаной фотографии Вишневского и долго всматривалась в них. С чего я когда-то решила, что он некрасив? Он добрый, светлый и очень красивый. Другого такого больше нет. Другой бы мне такое устроил, что мало бы не показалось. А он — просто во мне разочаровался.

Подумав об этом, я заревела, утирая слезы своей второй нечаянной кражей — Сашкиной клетчатой рубашкой. Я в расстройстве сгребла ее вместо своей блузки в темноте спальни, когда Вишневский меня выгонял из своего дома. Рубашка была затасканной, на рукаве зияла дырка по шву, а воротничок был засален. А я куталась в нее плотнее, словно в драгоценную шубу из баргузинского соболя.

Несколько раз я пыталась позвонить ему. Возможно, он и не бросит трубку. Возможно, он выслушает меня. Но в любом случае — я услышу его голос.

Домашний телефон он не брал, а сотовый был отключен. А я все набирала и набирала — зачем? Кто знает. Я маленькая и глупая.

В шесть утра я решила сдаться. К чему все это? Кольцо у меня — чего еще мне в самом деле надо? Я хлебнула настоя для бодрости, почистила зубки и пошла завтракать.

Я даже смогла напевать песенку, пока готовила тосты с йогуртом.

— Привет! — раздалось от двери, я подпрыгнула с перепугу, и сердце уже привычно ухнуло вниз.

В дверях стояла Ленка, сонно щуря заспанные глаза.

— Блин, ты хоть предупреждай! — с досадой проговорила я.

— Вот я и предупреждаю, — мирно отозвалась она. — Ты чего готовишь?

— Ничего я не готовлю, — буркнула я. — Хлеб в тостер засунула, потом йогуртом помажу и привет.

— Гробишь с малолетства желудок, — неодобрительно покачала она головой.

— Хм, — я в изумлении посмотрела на нее. — Нашла малолетку! Да ты, Ленка, никак забыла, что я с тобой в одном классе училась?

— Я замужем была и вообще, у меня сын, — с непререкаемым авторитетом возразила она. — А у тебя — ни ребенка ни котенка. Так что иди, заправляй кровать, умывайся и чисти зубы, а я пока нормальный завтрак сделаю.

Почему-то я не нашлась, что ей ответить. И поплелась к себе на третий этаж. Там я послушно заправила кровать, достала кошелек и пошла вниз. Явственно хлопнула входная дверь.

«Не понял», — озадачилась я, ускорила шаг и повернула с лестницы в холл. Дверь была заперта. Пожав плечами, я пошла на кухню.

— Быстро ты, — Ленка ловко пекла блинчики на маленькой сковородке.

— Так а чего кота за хвост тянуть? — отозвалась я, потом достала из кошелька стодолларовую бумажку и протянула ей. — Это ваша зарплата, леди.

Ленка оторвалась на секунду от сковородки, сунула деньги в карман халата и с чувством сказала:

— Лисонька, ты не представляешь, как же ты вовремя подвернулась! Я как раз голову ломала, на что Лешке ботинки купить. Детки — на них как на огне все горит, никогда не заводи ребенка, никаких денег на них не напасешься!

— Учту, — кивнула я. Ребенка я и вправду никогда уже не заведу.

— Тебе блинчики со сгущенкой или с вареньем? — озабоченно спросила она.

— А варенье какое? — задумалась я.

— Здравствуйте, — всплеснула она руками. — Хозяйка! У тебя в холодильнике один — единственный сорт — из земляники!

— Тогда с вареньем! И со сгущенкой! — решила я.