Инесса Ципоркина - Убийственные именины

Когда через пару-тройку часов апатия и слабость во всем теле почти прошли, а делать было совершенно нечего, кроме как плевать в засиженный мухами потолок палаты, парни продолжили прерванный недомоганием разговор. Это помогало отвлечься от скверных ощущений.

— Даня, слушай, — Иосиф с трудом сел на кровати, скрестив ноги, — И Зинаида, и Зоя, и Лариса твою тетку не особенно любили. А муж-то, Павел, как? Любил или нет?

Данила задумался, подыскивая правдивый и внятный ответ. Увы, ответить правдиво и внятно не получилось. Павел Петрович сразу же после свадьбы с Варварой растворился в авторитаризме жены без остатка. Павлуша всегда твердил маленьким дочерям: если вы, Ларочка и Зоенька, будете как мамуля, ну хотя бы на шестьдесят процентов, вас, девочки, ждет большое женское счастье. Дочки внимали папочке и послушно восторгались мамочкой. И возникла незыблемая общесемейная легенда о том, что семья Варвару обожает, а Варвара — бессменный глава и опора клана.

Ну, а какими же были реальные отношения между Зоей и Лариской, уже подросшими, Варварой Николаевной, изрядно заматеревшей и обабившейся, и Павлом Петровичем, превратившимся из кормильца семьи и домовитого мужика в совершеннейшую тряпку? Этого Данила так просто объяснить не мог. Над этим вопросом ему пришлось бы основательно подумать, а заодно провести, как говорится, ряд наблюдений.

И Даня описал приятелю то, что всплывало на поверхность при любом, самом незначительном, конфликте, и было заметно всем:

— Похоже, Павел жену побаивался. Варька всем заправляла с такой незатейливой напористостью, дескать, хошь — не хошь, а вынь да положь… Она и мужа себе этим способом выбрала. Еще в институте приглядела кого почище, поперспективней, с квартирой, разыграла перед ним на первых порах Варвару-красу, длинную косу, и — в загс, пока жених тепленький. Потом, Варька и в браке хотела независимость иметь, и, знаешь, всегда очень власти хотела. Ну, работала-то она простой секретаршей, потом референтом, то есть никакого могущества и карьеры тоже никакой. Вот она и обратила усилия на домочадцев. Варвара, уже будучи замужней дамой, все повторяла: "мы, Изотовы", "я, Изотова", "род Изотовых". Она и девичью фамилию в браке оставила, и детей на нее записала. Дядюшка и пикнуть не посмел, что он, ее муж, другую фамилию носит, и следовательно, жена — уже не девица Изотова, и дочурки у них общие, он к их рождению тоже как-то причастен. Зинаида права была: она их всех по себе обломала.

— Кстати, а почему Зина ее недолюбливала? Да и Зоя, похоже, тоже к матери как-то без обожания? Вон, на похоронах…

— Вот у них обеих и спроси! — буркнул Данила, поднимаясь с кровати и подходя к окну, — Они мне не исповедовались.

— Ладно, спрошу, — задумчиво произнес Ося.

На следующий день Сима и Гоша, кляня торгашей-отравителей на все корки, забрали своих питомцев из больницы. Но дома на парней обрушился такой вал заботы и сочувствия, что не в силах этого стерпеть, они снова удрали на реку, на ту самую заводь.

— Слушай, — рассеянно следя за полетом над травой синих и зеленых, переливающихся речных стрекоз, сказал приятелю непривычно бледный Ося, у которого даже веснушки поблекли, — беспокоит меня одна вещь.

Изящные и стремительные стрекозы носились вокруг них фантастическими вертолетиками, замирали неподвижно на травинках и повсюду беззастенчиво занимались любовью, надолго приникнув друг к другу длинными соломинками тел. В детстве Иосиф знал, что аккуратно взять стрекозу-самца за изогнутое брюшко и снять с самки легче всего именно в этот момент. "Изверг", — запоздало отругал он себя. Хотя, конечно, в те годы маленький Ося понятия не имел, что это за момент такой, и почему осторожные ловкие стрекозки полностью утрачивают бдительность в этом положении. Когда Иосиф рассказал о своих "экспериментах" Дане, оба они сперва болезненно поморщились, а потом посмотрели друг на друга и захохотали.

— Знаешь, стрекоза хищник, довольно опасный, — заметил Ося, — Такая на вид мирная, беззаботная: летает себе и трахается как оголтелая. И в бабах Изотовых тоже, кстати, хищницы чувствуются.

— Думаешь, одна из них убила Варвару? — упрямо спросил Даня.

Иосиф поморщился. Ему было неловко за назойливую мысль: а может быть, все, что произошло — кровавая месть Варваре, например, ее собственной двоюродной сестры? Месть, тщательно спланированная и осуществленная абсолютно непонятно как?

— Ну, договаривай! Думаешь, Варьку кто-то из них кокнул? — повторил Данила, точно убеждая себя в правильности Оськиных подозрений, — Может, Зинка уложила тетку ударом кресла по голове? Или что-то видела подозрительное? Вот и намекнула на поминках…

Гершанок, потирая от смущения переносицу, перебил его:

— Да я не о ней совсем! — Иосиф сам не понимал, пугает его мысль о причастности Зины к убийству, или, наоборот, подогревает его интерес к шикарной, лихой и недоступной дамочке, — Я про водку, которая поддельная была. Все пили то же, что и мы. А заболели ты да я.

— Ну?

— Баранки!!! У тебя печень-почки в порядке? У меня тоже! Почему только нас вырубило? И учти, мы в тот вечер на веранде говорили про свои подозрения насчет Варькиной смерти. Громко говорили, Гошу вовлекли…

— Думаешь, на нас покушение было? И мы теперь под богом ходим?

— Да нет, — махнул рукой Ося, — По второму-третьему разу на свидетеля покушаются только в художественных произведениях соответствующего жанра. Нас, наверно, не убить, а попугать хотели.

— Как же все запуталось! — вздохнул Данила, — Придется частное расследование провести, показания снять, прочитать копию заключения, иначе я сюда больше не ногой, всюду будут мерещиться Чикатилы, один другого краше. Ты пойдешь ко мне в партнеры? — Данила обернулся к приятелю. Тот пожал плечами и устало улыбнулся, — А сейчас, напарник, пошли, возьмем в киоске бутылку. Без нее в этом деле не разобраться.

На эту идею Ося ответил полным и безоговорочным кивком и невнятным ругательством через стиснутые зубы — наверное, в адрес фальсификаторов любимого россиянами напитка.

Иосиф и Даня направились в местный магазин, решив купить чего-нибудь горячительного на несколько дней разом. Впереди ожидалась еще целая неделя пребывания в изрядно надоевшем Мачихино. Серафима с Гошей вознамерились остаться на девятый день, и Даня через силу решил раз в жизни побыть хорошим мальчиком: помочь Георгию и позаботиться о матери.

Заодно Данила решил с Оськиной помощью разгадать неприятную, извините за каламбур, головоломку: каково было происхождение дыры, пробитой креслом в голове Варвары Изотовой — естественное или искусственное? Данила понимал, что делать визиты в Мачихино вместе с мамой и отчимом придется не раз, принимать ответные посещения дома, в Москве — тоже. И что? Каждый раз обшаривать с детства знакомые лица подозрительным взглядом, без конца прокручивая в мозгу подробности убийственных именин? Мило беседуя на светские темы, подливая в рюмки и передавая салатики-нарезики, спрашивать себя: кто из них? Данила понятия не имел, что будет делать, если обнаружит следы преступления. Не в милицию же бежать с доносом: дело закрыто, если заново начинать, хлопот не оберешься. Вынести злодею общественное порицание? Отказать от дома?