Инесса Ципоркина - Ужасно роковое проклятье

Я снова не могла заснуть: бродила по квартире, баюкая на руках умиротворенного, мурчащего в полный голос Прудона — казалось, внутри кота гудит маленький компрессор, порыкивая и постепенно перегреваясь. А еще говорят, кошки идеально ощущают перепады настроения у своих хозяев! Вот моему толстому дурачине все по барабану: главное, что мамка дома, а остальное ему без разницы. Но уют и тепло, исходящее от круглого тельца, постепенно привели в порядок расстроенные чувства. Потом пришла сонливость, на измученную душу снизошел покой, и я залезла под одеяло. На улице шел дождь, редкие ночные авто, проезжая под моим окном, шуршали как-то особенно мирно, убаюкивая и утешая. Ветер пел в вентиляционной шахте, деревья шелестели листвой — я засыпала.

Приснилось что-то разноцветное: я и Франческо сидели в ресторане, столик на веранде был освещен розовым закатным солнцем, плескалось море вдали, официант подошел к нам, голосом начинающего статиста произнес: "Убивать подано!" и важно протянул поднос, на котором мирно соседствовали бронзовый толстяк с узкоглазой физиономией, сверкающий ятаган и дева в кокетливо-призывной позе. Франческо посмотрел на этот "набор" и протянул руку, сомневаясь, что бы такое выбрать… Я подскочила на кровати, сердце колотилось в горле, свалившийся на пол Прудон, сжавшись, таращил на меня светящиеся зеленью глаза. Отдышавшись и пробормотав: "Чепуха это все…", я зевнула и снова забилась под одеяло.

Наутро я позвонила Осе и пригласила их с Даней позавтракать у меня — не все же мне нахлебничать. Они пришли, принесли фруктовый рулет и вчерашний портрет. Я без энтузиазма повесила творение Жозефины Хряпуновой-Троглодидзе на стену, чтоб всем было виднее — хотя чего зря таращиться, еще вчера было понятно, что мы красавца Федю знать не знаем. Пили кофе, от скуки поглядывая на ординарную физию в обрамлении буйных кудрей, и я, не зная, чем развлечь гостей, рассказала свой сон. Оська тут же принялся изображать психоаналитика — задавать наводящие вопросы, прояснять подробности… Я вяло умгумкала на все его псевдонаучные пояснения, и смогла только описать охватившее меня во сне изумление по поводу наглого, напомаженного, громогласного, как конферансье, малого, подавшего Франческо жутковатый подносик с таким видом, словно это — пик его неприметной официантской карьеры.

Данила слушал нас обоих вполуха, но только поначалу — неожиданно его лицо странно переменилось: сильно вытянулось, кожа на скулах напряглась, желваки заходили ходуном, нижняя челюсть выпятилась вперед. Мы с Оськой замолкли, охваченные смутным беспокойством. Посидев примерно минуту с выражением то ли злорадства, то ли безумного азарта на лице, Данила осипшим голосом попросил дать ему карандаш и ластик. Я пулей метнулась в комнату и принесла все рисовальные принадлежности, какие только имелись в доме. Даня королевским грифом, растопырив руки, словно крылья, рванул к портрету и начал над ним мудрить, отталкивая нас локтями. Когда он отвалился, довольный, произведение моей талантливой тетушки было безнадежно испорчено: вместо роскошной шевелюры появились короткие, словно приклеенные к черепу, волосишки, вокруг рта нарисовались встрепанные усики и коротенькая бороденка. На нас смотрело… лицо переводчика. Конечно, оно не было явственно видно, а скорее проглядывало через художества тети Жо, но сомнений не было… почти.

— Ийё! — только и смог произнести Ося, а я согласно кивнула.

Помолчав, мы накинулись на Даньку с расспросами: как он догадался?

— Все твой сон, дорогая! — галантно поклонился мне наш Шерлок Холмс, — Ты удивлялась нестандартному поведению официанта, вот я и подумал: "Она права, люди из сервиса так себя не ведут. Тихо шуршат себе по углам, и никто их никогда не замечает. Это и есть профессионализм! Телохранители, секретари-машинистки, синхронисты опять же…" А сам все смотрю и смотрю на портретик-то. И вдруг понимаю — переводчик! Ну просто вылитый, только лысинку и поросль на мордашке добавить…

— А как же он перед тетенькой свою лысинку маскировал? — удивился Иосиф, но мы с Даней поглядели на него "со значением", и наш непонятливый друг стушевался.

— Насчет того, что такое "парик", в шоу трансвеститов спросишь! — съязвил Данила и продолжил, — Мы ведь этого паренька в первый раз вчера увидали, по крайней мере вблизи, но особо не рассматривали.

— А вот ты почему его не признала? — напустился на меня Иосиф, за дело напустился.

— Потому же, почему вы его ни разу не учли во всяких-разных версиях и гипотезах! — огрызнулась я, чувствуя себя жутко виноватой.

Конечно, будь я понаблюдательнее, не засти мне глаза обаяние моего прекрасного принца Кавальери, Микеле не сидел бы в тюрьме, Алессандро не валялся бы в больнице, а Вера была бы жива… Кстати, а где этот мерзавец — я ведь даже имени его не знаю — познакомился с Верочкой? Наверняка в кафешке возле галереи — мы все там периодически обедали, покупали пирожки и чипсы. Пока он за мной следил, то и Верочку заметил, понял, что мы с ней приятельствуем — и однажды подсел к ней, глупой девчонке, беседу завел про то, про се… Постепенно приручил ее, наговорил сорок бочек арестантов, может, даже влюбил в себя. Как Франческо… У мужиков в такой ситуации приемы одни и те же. А Вера такая наивная… была. Вот и стала подлецу помогать. Уж снотворное в кофе — точно Веркины штучки. Но усыпить и обыскать меня не получилось. Тогда сообщница впустила мерзкого толмача в "Кому" в неурочный час, они повынимали крепежи из мыльцевского "акселератика"… Стоп! А зачем?

— Как зачем? — изумились ребята, прослушав мои умозаключения, — На тебя свалить! А заодно и от папашки Кавальери избавиться!

— Да зачем ему было нас убивать? — не сдавалась я.

— Вот послушай, — придержал меня за руку Гершанок, — Убив тебя, он бы избавился от опасности: Кавальери было бы просто не у кого забирать тот самый документ…

— А заодно не существовало бы больше и самого Кавальери! — оборвала я его на полуслове.

— Почему? — изумился Оська, — А младшенький? Его-то можно доить и доить, тем более, что папиной хваткой твой Ромео не обладает!

Тут мой рыжий зануда прав. Убив Алессандро Кавальери, шантажист обобрал бы Франческо до нитки, до последней лиры. Но что же за пакости творил род Кавальери столетие назад, что и сегодня им легче все с себя снять, чем каяться в старинных грехах?

Ладно, оставим эту тему. Итак, переводчик подготовил крушение купидончика, но ведь мы могли и не полезть "статую" под брюхо, да еще все вместе — и я, и Алессандро? Хотя… Я припомнила, как переводчик бормотал папаше Франческо некие провоцирующие речи, указуя перстом на мыльцевского гидроцефала. Он и направил бедного старичка прямо в… ну, скажем, в пасть льва. А Франческо оказался героем — по крайней мере, физически крепким молодым человеком — и двойное смертоубийство не состоялось. Но, похоже, убийца на успех не особо рассчитывал, а, скорее, пугал всех подряд — меня, Кавальери, остальных членов группы. Бог знает, зачем ему понадобилось убивать Дармобрудера и как он это сделал, но он остался дожидаться моего приезда, приложил меня болванчиком по башке и своего достиг — проверил, не ношу ли я с собой драгоценную бумажечку. Разочарованный, толмач смотался даже к тетке, благо адресок знал еще по прошлым визитам, перевернул всю ее захламленную берлогу, но увы! А вот где та самая бумажка… Нет, пока я об этом думать не буду!