Тьерни Макклеллан - Наследница по кривой

Похоже, Джарвис переживал очередной приступ своей застарелой хвори. Его громкий голос раскатистым эхом отдавался от стен комнаты.

— Ох, Скайлер, — прогудел он, — как чудесно ты сегодня выглядишь!

На мне было платье в цветочек от Лиз Клэйборн. Мне посчастливилось купить его прошлым летом за полцены. Скидка объяснялась исключительно маленьким размером при большом росте. На свете не так уж много высоких женщин с детскими фигурами. Я и сама к таковым не отношусь, несмотря на все усилия Джейн Фонды, однако платья от Лиз Клэйборн сплошь и рядом не соответствуют указанному размеру, так что во многие я влезаю без труда. Я была безумно счастлива, что приобрела стильную вещь почти задаром, и часто щеголяла в нем на работе.

Но только сегодня Джарвис его заметил. Передо мной замаячил сигнал опасности.

Похвала моему гардеробу сопровождалась сладкой улыбкой. Еще один тревожный сигнал. Шеф не из тех, кто расточает сладкие улыбки зазря.

— Что ж, спасибо, — осторожно ответила я.

Очевидно, Джарвис давным-давно решил про себя: если ему суждено остаться коротышкой, то уж по крайней мере он будет заметным коротышкой. Сегодня глава фирмы выбрал рыжевато-красные брюки, блейзер цвета молодой травки и галстук, который выглядел так, словно на него опрокинули набор акварельных красок и оставили сохнуть. Некоторые краски перемешались, но ни одна не потеряла своей яркости. С толстыми губами, носом картошкой и цветастым галстуком Джарвису не о чем было беспокоиться: его заметили бы даже за версту.

Джарвис был не только мал ростом, у него имелись проблемы и по части волосяного покрова на голове. То, что осталось от шевелюры, скромно темнело за ушами и на затылке. Но надо отдать должное моему шефу: он хотя бы не отращивал длинные волосины с одного бока и не зачесывал их на другой. Однако у Джарвиса был другой пунктик: то и дело проводить рукой по лбу, словно отбрасывая назад густую копну волос.

Похоже, шеф надеялся, что если он будет поминутно махать рукой над лысиной, то у людей и впрямь возникнет иллюзия, будто на этой голове произрастает что-то еще, кроме нескольких тощих волосинок.

— Нет, правда, очень симпатичное платьице, — продолжил Джарвис, «зачесывая» пятерней несуществующие волосы.

— Спасибо, — повторила я и снова оглядела комнату. Барби и Шарлотта по-прежнему не сводили с меня глаз. Да что происходит? Джарвис решил подсластить пилюлю, прежде чем объявить, что отныне по вторникам и пятницам я буду не только играть роль его секретарши, но и мыть его машину?

Заискивающая улыбка лысого коротышки стала еще шире. И она меня не радовала.

— Между прочим, — сообщил Джарвис, — звонил Даниэль. Я сказал, что ты еще не пришла.

Так вот в чем дело! Мой словоохотливый сынок позвонил в офис, выяснил, что меня нет, и, чтобы как-то оправдать усилия, потраченные на телефонный звонок, поведал всему агентству о нежданном счастье, свалившемся на меня. Да уж, моему счастью просто не было предела.

Я прошла к своему рабочему месту, сунула сумку на полку под столом и перевела дух. Не помочь ли полиции засадить меня, совершив еще одно преступление? Например, убив Даниэля.

Впрочем, недержание речи у моего старшего сына не было для меня сюрпризом. Пятнадцать лет назад, когда Даниэлю было семь, он объявил громко и отчетливо на традиционном обеде у моих родителей в День благодарения:

— Мама и папа больше не спят в одной спальне.

Очаровательное дитя.

На том обеде я всерьез раздумывала, не придушить ли старшенького, но впоследствии оказалось, что болтливость Даниэля принесла больше пользы, чем вреда. По крайней мере, никто в моей семье не удивился, когда несколько месяцев спустя я подала на развод. Но если уж распространяешь слухи, то надо идти до конца, чего Даниэль по детскому недомыслию не сделал. А следовало бы столь же громко и доходчиво сообщить потрясенной родне, сколько разномастных подружек названивало Эду за те восемь лет, что мы были женаты. Тогда, вероятно, моя мать не стала бы тратить время, уговаривая меня вернуться к мужу.

А теперь душка Даниэль опять принялся за старое. Однако на этот раз он осветил последние новости куда более детально, чем когда-то наши с Эдом семейные проблемы. Всем в агентстве — от Джарвиса Андорфера до Барби Ландерган — ситуация была известна в мельчайших подробностях. Вплоть до точной суммы, до последнего цента, оставленного мне Эфраимом Кроссом.

Когда я, ответив Джарвису не менее сладкой улыбкой, села за стол, ко мне тут же рванула Барби.

— Сто семь тысяч пятьсот шестьдесят долларов! — Почтительный восторг, с которым Барби произнесла эту цифру, я последний раз слышала в передаче, посвященной аукциону «Сотбис». — О-о, Скайлер, — продолжала моя коллега, — неужели ты не рада?

— Не то слово, — ответила я.

Барби энергично затрясла головой: мол, как я тебя понимаю! Наверное, с моей стороны нехорошо так говорить, но, увы, это правда: Барби Ландерган принадлежит к редчайшему типу женщин — тупым брюнеткам. Я окончательно убедилась в этом, когда она без тени юмора спросила, сколько забегов в футбольном матче. У Барби ярко-красный «корвет» с особыми номерными знаками, на которых значится ЗАЙ-ЙКА, и я не удивлюсь, если Барби искренне полагает, что слово «зайка» пишется через два "й".

Тем не менее до последнего времени мы с Барби отлично ладили. Мне было не так уж важно, есть ли у Барби мозги. Мы ведь собирались вместе не для того, чтобы решать арифметические задачки. С Барби было весело, и нас многое объединяло. Она была почти моей ровесницей, тоже разведена и тоже с двумя детьми — мальчиком и девочкой, девятнадцати и двадцати лет. К тому же мне страшно нравилось, как Барби называла моего бывшего мужа — "мистер Ад". Не знаю, было ли это проблеском остроумия с ее стороны или она просто оговорилась, а я подхватила, но, как бы то ни было, это прозвище меня очень забавляло.

Своего бывшего мужа, Марвина, Барби называла разными словами, впрочем не проявляя особой изобретательности и в большинстве случаев предпочитая банальное "козел".

После работы мы с Барби часто ужинали вместе, рассказывая друг другу страшные истории про наших деток и бывших мужей. Ни у меня, ни у Барби не было постоянного поклонника, и потому мы радовались компании друг друга.

Увы, наши посиделки резко прекратились два месяца назад, когда Барби исполнилось тридцать девять. Эта цифра ошеломила ее. Я пыталась вытащить подругу куда-нибудь, чтобы отпраздновать день рождения, но она лишь таращила большие голубые глаза и скорбно твердила: "Нечего праздновать, Скайлер, не-че-го".

Чуть позже я сообразила, что трагичное «нечего» расшифровывалось как отсутствие мужчины в ее жизни. Именно в тот день Барби вышла на Большую Охоту за Мужчиной. Ей стало не до шуток. Барби поклялась снова выйти замуж, прежде чем ей стукнет сорок.