Иоанна Хмелевская - Жизнь как жизнь

— Дурацкий вопрос. Чтобы человек в меня, как положено, влюбился. Но не кто-нибудь, не первый встречный, атакой… такой, который бы мне соответствовал. Какой-нибудь не такой, как все.

— Богусь был такой же, как все, — буркнула осторожно Шпулька, не зная, как отреагирует Тереска на это напоминание.

Тереска сердито фыркнула.

— Но сначала он казался другим. Ты сама видела, что он другой, ты ведь сама так говорила! Он был такой… невинный, что ли. И хорошо воспитанный, и симпатичный, и влюбленный. И только потом…

— Это было на каникулах. Это были его последние каникулы после школы, еще такие, детские. А потом вошел во взрослую жизнь…

— Ничего себе, такая жизнь…

В голосе Терески зазвучала нотка горечи. Снова какая-то другая, настоящая взрослая жизнь ставила ей палки в колеса. Она существовала вокруг и рисовалась в перспективе, притягивала и отталкивала, искушала и не давала в нее войти, и наверняка просто не имела права быть обыкновенной. Другие давно уже жили этой взрослой жизнью, а она все еще нет…

Шпулька покачала головой, тяжело вздохнула и подумала, что, наверное, придется ей смириться с новой серией разнообразных приключений, которые невозможно будет предугадать. Спасения в лице какого-нибудь парня пока не предвиделось…

— Ну ладно, — сказала она, сдаваясь. — Тогда пойдем завтра в этот бассейн..

* * *

Погода была мокрая, мерзкая и холодная, шел дождь со снегом, размазываясь на асфальте в жидкую грязь. Тереска вместе с Кристиной и ее женихом вышла из Дворца культуры. Шпульки не было. Добившись в предыдущий раз удовлетворительных результатов в плавании, она категорически отказалась выходить из дому по такой погоде, утверждая, что у нее грипп, ангина, воспаление легких и насморк. Тереска махнула рукой и пошла в бассейн без нее.

Кристина сияла светом спокойного счастья. Жених ждал ее в вестибюле с нежностью на лице. Оба они согласно заявили, что погода великолепная, бодрящая, а прекрасный вечер так и манит погулять. Тереска сперва решила, что они шутят, потом — что они сошли с ума, но, посмотрев наконец на их лица, поняла их точку зрения. Для нее же погода, мир и жизнь были противными.

Она, однако, дала уговорить себя прогуляться, сама не зная, зачем с ними идет, вместо того чтобы сесть в автобус. Правда, ей было нужно в ту же самую сторону, но совсем не обязательно топать пешком! Она шла рядом со счастливой парой, влекомая под руку женихом Кристины, и было совершенно очевидно, что ему абсолютно все равно, держит он под мышкой руку Терески или бревно. Она старалась не влезать в лужи и одним ухом слушала их разговор.

Жених был человеком серьезным, учился уже на втором курсе, умел себя вести, и его нежность к невесте достигла таких высот, что переносилась иногда с Кристины на бревно по другую сторону от него.

— Осторожно! — говорил он доброжелательно. — Позвольте вам помочь перейти лужу… Нет-нет, не сюда, вы промочите ботиночки!

В Тереске нарастало такое чувство, что, появись перед ней сейчас лужа глубиной по пояс, она, несомненно, влезла бы в нее. Она перестала думать, решив, что позволит себе такую роскошь только тогда, когда с ними расстанется.

Кристина разговаривала с женихом про свежую курицу, которую нужно было купить для бабушки. Курица должна была быть обязательно свежая и очень жирная, что казалось недостижимым, поскольку жирными бывали только мороженые импортные пулярки, а бабушка категорически не желала есть мороженую птицу. Тереска не могла понять, чья это бабушка, его или ее, во всяком случае, отношение к бабушке как к общей собственности говорило о глубине близости влюбленных. Было совершенно ясно, что их чувства нашли себе место в обычной жизни и вошли в стадию общих дел. На площади Спасителя она наконец сообразила, что требовательная бабушка — это бабушка Кристины, и забота жениха о свежей птице вытекает исключительно из его чувств к обожаемой девушке.

На площади Унии Тереска решила, что дальше поедет на автобусе. Она надеялась, что они оставят ее на остановке, а сами пойдут себе домой на Раковецкую, но жених Кристины был джентльменом. Он счел недопустимым оставить Тереску одну на улице, причем говорил об это так, что у Терески перехватило горло. Она совершенно не собиралась в таком душевном состоянии возвращаться домой.

«И все из-за этой кретинки, — подумала она горестно, не уточняя, что именно из-за кретинки. — Если бы она пришла в бассейн, не было бы всего этого…»

Ее мысль должна была значить нечто большее: присутствие Шпульки было бы для нее душевной опорой, которая не позволила бы ей впасть в состояние такой угнетенности и отчаяния. А теперь ей приходилось с этим справляться одной.

Жених Кристины был очень милый и страшно упрямый. Не обращая внимания на ее протесты и объяснения, он дождался, когда придет автобус, впихнул Тереску внутрь и с радостной веселой улыбкой помахал ей рукой. Кристина, купаясь в своем счастье, безразлично относилась к его эскападам.

Тереска проехала одну остановку, вышла на Раковецкой, перешла на другую сторону улицы и села в автобус, который шел в противоположном направлении. Наконец-то она могла перестать следить за выражением лица.

Кристина, бабушка, курица, жених… Эта нежная забота, эта общность интересов, это взаимопонимание на основе нежных чувств… Они вместе, вдвоем, у них какая-то общая жизнь, а у нее что? А она была, есть и останется одна, никто не скажет ей доброго слова, никого не касаются ее нужды, хлопоты и огорчения, ей могло быть очень нужно купить курицу, фазана, мороженого страуса… для бабушки, так ведь ни одной собаке это не интересно! И что ей от этой пятерки по истории, которую она с почетом получила, от норм по плаванию, которые она каждую минуту может сдать, от фотоаппарата, которым никто не будет ее фотографировать, от магнитофона, под который ей не с кем танцевать, от этих недоумков, которые бегают за ней исключительно для развлечения… И что ей с того? Собственно говоря, она никому не нужна, никто ее не любит. Богусь ее бросил, даже Шпулька… даже Шпульке, единственной настоящей подруге, она надоела по уши, даже Шпулька против нее протестует… Никто не знает, до чего она одинока и несчастна и как ей хотелось бы иметь кого-то, кто любил бы ее и кого она могла бы любить, и абсолютно никого это не касается…

Слезы, которых стало уж очень много, не помещались в глазах. Тереска потянула носом раз, другой, открыла сумочку и обыскала ее.

«Вот дьявол, — подумала она, несчастная и сердитая. — Конечно, забыла платок!»

Кто-то сел на освободившееся место с ней рядом. Тереска отвернулась к окну, энергичнее шмыгнула носом и попыталась незаметно вытереть его рукавом. Безрезультатно. Слезы упорно катились.