Фредерик Дар - Два уха и хвост

Я объясняю королю Конгов, что познакомился в самолете с одним из клиентов Института. Он так превозносил достоинства клуба, что и я решил его посещать.

Прокатывает нормально, и сверхволосатый непременно хочет узнать, на что похож этот восторженный завсегдатай.

Тут я, как компетентный полицейский, выкладываю подробное описание человека, прошедшегося до меня по укромным местам мадмуазель Франсины Шокот.

— Да это же мсье Прэнс!

И в добавление:

— Как раз сейчас он здесь, загорает под лампой, вы сможете поздороваться с ним!

Я закрываю глаза от зверского удовольствия, наполняющего меня со всех сторон. Решительно, что б ты ни говорил, Бог есть. Слава Богу.

Я вытираю втирания, втертые пиренейским пастухом, которого уполномочили массажировать меня.

— Что такое? Да что вы делаете? — ошарашивается он.

В первый раз, не считая одной дамы, перебравшей пургену, в первый раз клиент ускользает из его лап в самом начале сеанса.

— Помассируйте себе простату в ожидании меня, — советую я ему, — однажды это может сослужить вам хорошую службу. Я тут вспомнил, что не заглушил мотор моей машины.

И Антонио выходит из массажной комнаты водяных бань в одеждах римского императора.

Раздевалка. Она снабжена железными шкафчиками, каждый из которых закрывается на ключ. Их пять штук. Три в данный момент открыты и, стало быть, пусты. Остаются соответственно мой и мсье Прэнса; депонировать последний — это анекдот для свадеб и банкетов. Кряк, бряк, прошу вас. Ухажер (конечно, ух, но наоборот) Франсины прибарахляется у Смальто, шмотки высший класс. Серый двубортник в очень тонкую полоску. Погружаю пальцы в его карманы. С самого порога шмона нащупываю суперплоский пистолетик для повседневной носки. Маленький калибр, но точный бой, и стреляет разрывными пулями, распишитесь в получении. Я нахожу, что это весьма дерзко — отправляться в заведение с таким превышением багажа, мсье Прэнс! Парень точно замешан.

Наношу визит в его бумажник. Обнаруживаю клубную карточку Аполлона, водительские права на имя Флавия Прэнса, родившегося в Ножан-сюр-Сен 14 мая 1943 года, удостоверение личности на ту же кликуху, две тысячи швейцарских франков, три тысячи пятьсот простонародных французских, пятьсот долларов и потрескавшееся фото немолодой дамы строгого вида, должно быть, его матери, поскольку он на нее походит.

Я прикарманиваю удостоверение личности, опустошаю магазин его пукалки, остальное возвращаю на место и отправляюсь на поиски комнаты для загара. Прэнс выглядит very смазливым пареньком на своих удостоверяющих фотографиях. Одежда и частые свидания с ультрафиолетовой лампой изобличают его кокетливость.

Я размышляю над тем, какую манеру действия избрать: подождать и посмотреть или посмотреть, не дожидаясь?

Мой темперамент дикого мустанга склоняет меня ко второму варианту.

Я оглядываюсь вокруг в поисках того, что мне нужно. И нахожу, как всегда, провидение ко мне милостиво.

Дверь не заперта, впрочем, то бы не отменило моего вторжения, будь уверен.

Вхожу, значит, в совсем маленькую комнатушку, обставленную чем-то вроде хромированного саркофага, испускающего свет дуговой сварки, и стулом.

Мой клиент лежит в саркофаге, крышка которого нависает в двадцати сантиметрах над его телом. Аппарат бронзирует urbi et orbi [8] городу и миру (лат) , здесь: с обеих сторон. — Прим. переводчика. . Словно стейк в своем тагане, он золотит себе корочку и с лицевой стороны, и с обратной.

Таймер откусывает секунды с тем звуком, с каким бобер пытается завалить осину.

— Все хорошо, мсье Прэнс? — бросаю я в пространство.

Он принимает меня за служащего клуба и отвечает, жизнерадостно:

— Все путем, Рэймон, все путем.

Надо постараться явить из себя помянутого Рэймона, посмотреть, к чему могут привести обознатушки.

Я разматываю крепкий тросик, снятый мною с бобины раздвижной ширмы в раздевалке.

Я не могу лицезреть моего приятеля, because крышка опущена. Чтобы увидеть лицо, мне пришлось бы присесть на корточки, но я не хочу быть узнанным, в смысле наоборот, оказаться вдруг незнакомым.

— Не двигайтесь, мсье Прэнс, — говорю ему, — крышка не в самом своем лучшем положении. Я сейчас вам все устрою в два счета.

Я пропускаю тросик поверх аппарата, нещадно навалившись на него, вылавливаю другой конец и, усевшись верхом на крышке, хотя она чересчур горяча и подрумянивает мне промежность, вяжу экспресс-узел. Маневр облегчает петелька, кою я исполнил заранее.

Теперь мсье Прэнс словно ломоть ветчины в сэндвиче. Намертво заблокирован меж двух частей светового короба. Он отчаянно вопит и брыкается, но голос заглушается, а физические усилия ни к чему не приводят.

— Припекает, не правда ли, мсье Прэнс? — веселюсь я. — Представьте, что вы на пляже в Сенегале в самый полдень.

Он снова взбудораживается, братишка. Совсем обезумев и недоумевая, что с ним происходит. Поражен сан-антониевской развязкой, несчастный!

— Бесполезно испускать этот лосиный рев, мсье Прэнс, — объявляю ему. — Да, кстати, я смотрю, тут в каждой комнате музыкальные трансляторы, подождите, сейчас поставлю вам какой-нибудь мотивчик.

Действительно, две круглые ручки на металлической панели позволяют: одна выбирать программу, другая включать и увеличивать звук. Я нахожу симпатичную джазовую вещичку, озаглавленную: My Cue and your Backside same Struggle [9] Мой кий и твой зад бьются в едином порыве (англ.). — Прим. перев . .

Поворачиваю ключ в двери, затем, заняв место на стуле, отбиваю такт босой ногой. Прэнс продолжает вопить, что он подгорит, что помогите, что зачем вы это делаете, Рэймон? И т. д., и т. п.

Я довольствуюсь тем, что говорю ему: «тсс!», чтоб не ломал кайф. Я обожаю джаз; а еще музыку круизных лайнеров, томную, словно совокупление 20-х годов в каюте класса люкс, обшитой красным деревом. Это замечательно, прошлое. И оно не ушло. Чем дальше от нас, тем более оно настоящее и греет душу.

Отрывок завершается долгим изнеможением сакса. Браво! Для следующего номера есть мадам Далида (вдова Самсона), которая поет, будто она женщина с такой убедительностью, что если продолжит, то в конце концов ей поверят.

— Думаю, на этот раз ваш загар станет безупречным, мсье Прэнс. Вы будете походить на сказочного принца индусов, или на зад обезьяны, если мы чуть замешкаемся.

— Выключите! — хрипит он. — Выключите, я совсем спекся!

— Знаете анекдот? Один тип жалуется другому: «Яблоки, это уже издевательство, согласись». И тот отвечает: «Ага, га-га-га». Забавно, разве нет? Вы не смеетесь? А, вы его знаете. Вы должно быть хорошо разбираетесь в тех, кто любит погреться сам и нагреть других. А те шутники, что обчистили сейфы ГДБ, вам тоже известны?