Владимир Круковер - Зачарованный киллер

— О, вы с дамой! — засюсюкал он. — Прошу, прошу! А то я тут в одиночестве…

Я чопорно поклонился, а он продолжал разглагольствовать:

— Соскучился, знаете ли, по столице–матушке, по звону ее, шуму. Специально по дороге к морю завернул погурманствовать.

«Э-э, — подумал я, — неплохой гусь, жирный. Может, он в карты любит?»

— Дочку решили побаловать? — не унимался полковник.

Я хотел ответить, что это моя племянница, но Маша опередила:

— Да, это мой папа. И мы тоже скоро едем к морю.

— С Дальнего Востока, — пояснил я, — в отпуск.

Полковник привстал:

— Дронов Петр Яковлевич.

— Очень приятно, Дживелегов Владимир Михайлович. А это Маша.

— С супругой?

— Я вдовец.

Я сказал это и покосился на Машу, заранее почему–то зная ее реакцию.

— Да, — сказала она невозмутимо, — наша мама давно умерла, я ее не помню вовсе.

Полковник сделал вид, что знаком с тактом.

— Извините, я не знал… — Он потер ладони при виде официанта. — Что будем пить?

Я посмотрел меню и передал Маше:

— 3 аказывай.

Она спокойно отодвинула коленкоровый буклет:

— А зачем читать? Я и так знаю, чего хочу: жареную картошку и мороженое.

Все улыбнулись. Я сделал заказ и добавил для Маши кофе–гляссе и бульон.

Первый тост полковник поднял за Дальний Восток.

Сам он, как я понял, служил недалеко от Норильска. Впрочем, о службе он не распространялся, но зато вы давал грубоватые солдатские истории, смачно ел и пил. Я все подливал ему, а сам хитрил: то вылью бокал в цветочную вазу, то только пригублю. К концу трапезы полковник изрядно окосел, мы немного повздорили, кому платить за стол, поймали частника и решили кататься по Москве.

Маша уселась рядом с шофером, а я «случайно» обнаружил в кармане нераспечатанную колоду карт. Я, кстати, действительно забыл про эту миниатюрную, особым образом «заточенную» колоду в пиджаке, так как давно не надевал костюм.

— О-о, — сказал я, — как же это я забыл? Купил

— вчера на Арбате, незаменимая вещь в дороге.

Дальше начиналась голая техника. Вскоре бравый воин забыл и про Москву, и про море. Шофер попался понимающий, крутил нас по Садовому кольцу, все шло тип–топ, но Маша вдруг закапризничала.

— Домой хочу, — тянула она с настырной монотонностью.

— Ну, поедемте к вам, — сказал полковник. Он отдал уже больше двенадцати тысяч и ему не хотелось прерывать игру.

В мои же планы не входило знакомить «партнера» с местом нашего жительства.

— Маша! — одернул я девчонку. — Ты что, подождать не можешь?

— Домой хочу, — продолжала ныть она.

Я разозлился:

— Тебя в пять утра ни с того, ни с сего потянуло вдруг в зоопарк. И я поехал с тобой — без звука! А тут ты зауросила… Может, в туалет тебе захотелось?..

Маша, вздрогнув, обернулась — взгляд ее был жестким:

— Хочу домой!

Ее «планы» меня тоже не устраивали: рядом сидел крупнокалиберный, в смысле кошелька, «лох», которого можно было еще доить и доить, а тут — «домой!»

— За каким чертом?! — взбесился я. — Дома вол ков нет, душить некого…

Я даже не успел пожалеть о последней своей фразе: на полном ходу дверь распахнулась, и ее маленькую фигурку прямо–таки вырвало из салона в темноту. Отвратительно завизжали тормоза, мы с полковником едва не вылетели через ветровое стекло, но мне показа лось, что я выскочил наружу прежде, чем машина остановилась. Я метнулся в ту сторону, где по всем пред положениям должна была «приземлиться» Маша, и тут вдруг увидел ее, стремительно убегающую в сторону чернеющей вдоль дороги рощи. Это было невероятно, уму непостижимо, но девчонка, по всей видимости, да же не ушиблась!

Какая–то ночная птица, хлопая крыльями, улетала вслед за девчонкой. День этот начинался сумраком не постижимости и заканчивался точно так же… Сзади мне сигналил таксист, светя фарами, но я все дальше и дальше углублялся в рощу, пока меня не остановил какой–то тонкий и многоголосый писк, раздающийся, казалось, прямо из–под моих ног. Это были мыши, сонмище мышей, серой лентой перетекающее через рощу и вызвавшее у меня оторопь липкого страха. В полном смятении я сделал несколько шагов и вдруг услышал, что позади кто–то грузно ломится через кусты.

— Ну, как? — вывалился на поляну полковник. — Как это она? Не расшиблась? Мы вроде тихо ехали, я не заметил как–то…

Он не заметил! А я заметил: машина шла со скоростью под сотню километров.

— Маша! А–у–у! — вдруг зычно, как на плацу, за орал полковник, и девчонка появилась перед нами, как из–под земли — тихая, строгая.

Она молча обошла нас и зашагала к машине, и я обратил внимание на то, что под ее ногами ни разу не хрустнула ветка, а за ней оставались узкие следы, почему–то серебристые на темной траве… Около подъезда нашего дома полковник, не выходя из машины, заискивающе попросил:

— Может, еще поиграем, а? Выпить купим?

Не попрощавшись и не обернувшись на его голос, я пошел в подъезд…

В квартире я захотел курить, пошарил по карма нам, вытряхнул табачную пыль. Идти в гастроном за сигаретами очень не хотелось.

— Ты мой брат, — сказала Маша. Она стояла в прихожей, смотрела, как я чертыхаюсь. — Ты мой брат, наверное. На!

Она протянула мне на ладошке пачку «Примы».

— Спасибо, — буркнул я, — вы очень предупредительны, сестренка.

Я скатился с этой, весьма удобной кровати, как ошалелый. Сон, похожий на кинофильм абсурда, мгновенно лишил меня сна. Понимаю, как нелепо звучит эта фраза: сон лишил сна, но дело было именно так. Полоса чудес продолжалась уже потому, что такие сны нормальным людям снится не могут. Только шизикам и соратниками белой горячки. Но у меня, вроде, симптомов диллериума не наблюдалось. Я в период бичевания был один раз в этой стадии, так что могу сравнивать. Тогда меня связали и двое суток не развязывали, отпаивая маленькими порциями водки. Подобное подобным. И я ничего не помнил, выпали эти дни у меня из памяти.

Этот сон был похож на кино отчасти еще и потому, что я в нем как бы участвовал и не участвовал. То есть, я одновременно наблюдал за главным героем этого кино — Фотографом, и в то же время отчасти был им. Его чувства и воспринимал через себя, как высоковольтные разряды.

В данный момент я испытывал сильнейшее желание записать этот сон. Мне казалось, что не сделай я этого — случится нечто плохое.

Но в этой квартирке не было ни бумаги, ни карандаша. Отправиться за покупками самостоятельно я не решался; слава Богу, что уже пришла Люся. Я не дал ей даже выложить покупки, забрал пакеты и послал за писчими принадлежностями. Она пошла, бормоча, что ей всегда попадаются психи вместо нормальных клиентов.

А я, наскоро засунув пакеты в холодильник, сел в угол, стараясь не отвлекаться и не расплескать этот киносон.