Иоанна Хмелевская - Убийственное меню

Юстина молча восприняла милостивое сообщение. Последние куски глотала уже через силу. Она не сомневалась — теперь дядя отыграется на тетке. А во всем виновата она. И зачем вмешалась? Ей вдруг захотелось увидеть Конрада. Сейчас он был единственным во всем мире, с кем можно обо всем говорить.

Марина же, оказывается, вовсе не сидела в ванной, вовсе не плакала. Вспомнив какой-то давнишний фильм, повествующий о том, как одна баба худела, она закрылась в комнате для гостей и занялась гимнастикой. Наклоны вправо-влево, махи руками-ногами. Глядишь, и сожжется еще немного проклятых калорий. Главное — выдержать до завтра!

Она бы и вокруг дома потрусила, да не хватило малости — стимула в лице Иолы. Знай Марина наверняка, что соперница завтра тоже будет на банкете, не поленилась бы, побегала…

* * *

С Конрадом Юстина пообщалась по телефону, и то всего пару минут.

— И вот теперь я считаю — сотовый тоже верну дяде, хотя заплатила свои деньги. Книг тоже с собой не возьму, когда буду уходить, хотя они мои. Вот так!

— Минутку, милая, — попросил Конрад. — Можешь сказать, о чем ты?

— Нет, слишком много всего. Завтра расскажу. Знал бы ты, как мне страшно хотелось поговорить с тобой вчера!

— О чем?!

— Обо всем. А сейчас некогда. Кончается перерыв, бегу! Нельзя ли сделать так… они поедут на банкет, а ты вернешься?

— Сразу после восьми приеду хоть с конца света!

Если бы Иола слышала этот разговор, то сразу бы поняла — ее братик влюблен по уши, поскольку в ответ на просьбу девушки и не подумал задать свое проклятое «А что такое?»…

* * *

Последние три часа перед банкетом стали апогеем мук и страданий.

Шифон-велюр на Марину влез. И даже застегнулся. Правда, главным образом благодаря корсету, из-за которого Марина дышала с трудом, но сразу решила — если нужно, так и вовсе не будет дышать. Продержится на одном счастье, переполнившем все ее похудевшее естество.

Юстина же до конца последовательно держалась прежней линии, хотя накануне вдрызг испортила отношения с хозяином дома. О последствиях пока лучше не думать, в конце концов, холера, она взрослая девушка, не пропадет!

— Вот видите, тетечка, — деликатно начала она. — Если бы у нас было две недели, а еще лучше — три…

— Три недели на этом паскудстве? — обрушилась на племянницу тетка. — И одной хватило, вон как отлично сидит.

— Именно «сидит», — холодно подтвердила девушка.

— Что значит «именно»? — забеспокоилась тетка. — Ведь я могу даже со… со… согнуться… нет, не могу, да и зачем мне сгибаться?

— Посмотрите на себя сбоку. И сзади, — потребовала мучительница.

— Зачем? Я же чувствую — сидит отлично.

— Тем больше оснований полюбоваться. Гости на банкете будут разглядывать тетю со всех сторон.

Были у Марины нехорошие предчувствия, были, недаром она не хотела смотреть на себя сбоку, да разве Юстинка отстанет? Решила — что бы ни увидела, станет восторгаться.

И не смогла. Горло перехватило. Вид сбоку. Вид сзади оставим на потом. Будь Марина повыше ростом — вылитый кит в роскошной упаковке. А так — откормленная бегемотиха на сносях.

Марина попыталась втянуть живот. Поскольку корсет уже сделал все, что в его силах, эффект оказался мизерным.

— Ну и что… — начала было Марина, овладев собой, но девушка силой развернула тетку, и зеркало послушно отразило зад на удивление дородного першерона. Нет, не ожидала Марина такого, зеркало врет! Не может она выглядеть так ужасно в своем прекрасном платье.

Еще секунда — и слезы хлынули бы потоком, но племянница бдила.

— Не реветь! Помнить о лице! Столько трудов косметички и тетиных денег псу под хвост? Хотите страдать — страдайте, только внутренне, не внешне!

Остался единственный способ проявить страдание. И Марина с руганью обрушилась на племянницу, стараясь не очень сильно кривить рот:

— А все ты! Какого черта кормила меня дерьмом целую неделю? К чему все мои мучения? Наобещала с три короба, а я не могу пойти в велюре! И в сапфирах! И теперь еще мне демонстрируешь этот ужас и велишь любоваться! Садистка! Змею вырастила я на собственной груди! Чудовище! Сгинь с глаз моих! О, какая я несчастная…

— Не сгину! И не змея я, сказала — одену тетю, и одену так, что все лопнут. Какая же вы несчастная? Еще неделю назад это платье и вовсе на вас не влезало, теперь же только излишне обтягивает. Еще немножко поголодать… Спокойно! Не сей момент голодать. Сей момент мы примерим серебристую искорку. Ну, что стоите? Времени у нас в обрез. Примеряйте, дискуссия потом.

Марина была в отчаянном положении. Сейчас бы впасть в истерику, а приходится себя ограничивать. Племянницу, конечно, обругала, но это слабое утешение. Руки трясутся, где там новые примерки. Да и в пользе голодания разуверилась.

Юстине пришлось все взять на себя. Преодолевая сопротивление ошалевшей тетки, не обращая внимания на град оскорблений, девушка переодела ее в другое платье.

Жалобы и стенания как ножом отрезало. В комнате повисла напряженная тишина.

Черное платье, переливающееся серебряными искрами, сидело на Марине почти свободно. Еще недавно оно буквально лопалось, согнуться не позволяло, а теперь… Немного обтягивает, но в меру. А спереди она выглядит и вовсе стройной!

Ни слова не говоря, Юстина протянула тетке ручное зеркало.

Нет, не станет она больше разглядывать себя со всех сторон! Больше не выдержать разочарования. Лучше будет ко всем оборачиваться передом, уж как-нибудь…

Юстина ткнула тетку в бок, и та раскрыла глаза. Бегемотихи больше не было, во всяком случае беременной. А сзади… сзади платье не обтягивало, не подхватывало зад, а спадало, как и положено.

С трудом проглотив теперь уже слезы радости, Марина все же не удержалась от претензий:

— Да, а обещала, что на меня влезет то, велюровое.

— Я и сама надеялась, но вы, тетечка, ограничились голодовкой, а нужны еще и физические нагрузки. Одна женщина, между прочим, три дня шла пешком и сбросила пять кило. А у меня завтра второй экзамен, не могла я таскаться с вами в пешие походы. Или танцевать каждый вечер. А следовало бы.

— Что следовало, танцевать? Поступить мне в балет? Столько страданий — и всего одно платье!

— Так это за неделю. Очень неплохое достижение. А теперь представьте себе месяц…

Месяц представился Марине в черных и радужных красках. С одной стороны — целый месяц проклятого супчика, ох! И с другой — четыре недели, пять с половиной на четыре, двадцать два килограмма. Без бумажки сосчитала с трудом, а сосчитав, пришла в восторг.

Прекратив поносить Юстинку, переключилась на меха. Сапфиры или просто серебряный шарф? Голубизна в норковой горжетке очень даже подходит…

Когда тетка во всем блеске и в норках предстала в гостиной на дядюшкин суд, когда тот взглянул на супругу без отвращения и даже вроде бы с одобрением, Юстина испытала такое облегчение, словно только что в одиночку сдвинула с места пирамиду Хеопса. Тетка уже не напоминала бесформенное животное или груду автомобильных покрышек. Это была нормальная полная женщина. По крайней мере, дядя может не стыдиться за супругу и смело идти с ней в избранное общество. Значит, она, Юстина, своего добилась. Есть чем гордиться.