Картер Браун - Любящие и мертвые

Подали кофе. Эдвина передала мне коробку с сигаретами. Я равнодушно взглянула на коробку — я никогда не курила и, наверное, уже не закурю: от никотина сужаются кровеносные сосуды и исчезает румянец.

— Настоящая леди, — закудахтал карлик, оценив мое пренебрежение к табаку. — У нее нет никаких пороков.

— Карл, перестань дурачить нас, — обратился к брату Дон. — Ты опять впадаешь в детство.

Карл пожал плечами:

— Как я могу запретить мистеру Лимбо выражать свое мнение? Я отвечаю за себя, он — за себя. У нас ведь демократия.

— Пусть твой урод лепечет, что хочет, только оставит мою жену в покое! — неожиданно вскричал Дон.

— А мне высказывания мистера Лимбо кажутся любопытными, — подал голос Пейтен. — Я бы хотел послушать его еще.

— Пожалуйста, — карлик не заставил себя ждать. — Почему у вас вылезли волосы, мистер? Ваша голова усохла?

Грегори Пейтен стал похож на перезрелую сливу и припал к чашке с кофе.

Фабиан Дарк ухмыльнулся:

— Что, получили? Вам следует быть осторожным. Ванда должна была предупредить вас, что с мистером Лимбо шутки плохи. Карл у нас чудак и проказник... Неисправимый, причем.

— Значит, его невозможно ничем подкупить. Он неподкупный — очко в пользу Карла, — сказала я.

Мне хотелось показать, что Дон женился на девушке с соображением, а не на какой-нибудь пустышке. Наверное, Убхарты поняли это — за столом воцарилась тишина.

Колокольчик в руке Эдвины заставил кое-кого вздрогнуть.

Вновь появилась прислуга, собрала приборы и тарелки. Когда женщина вышла, Ванда презрительно хмыкнула:

— Таковы мы, Убхарты! Дружная семья... Дружная, когда речь идет о каких-то десяти миллионах долларов.

— Слетелись, — проскрипела Эдвина. — Я даже слышу, как хлопают ваши крылья. Один гриф-стервятник, второй...

— Ну, уж так обязательно и стервятники. Скажем иначе: летучие мыши, — начал подтрунивать Фабиан Дарк.

Грегори Пейтен смотрел на происходящее, широко распахнув свои выцветшие глаза.

— Я и не ожидал, что будет так интересно, — улыбнулся он, и его зубы вновь произвели на меня сильное впечатление. — В следующий раз я возьму записную книжку. Надеюсь, что у Убхартов всегда такой острый обмен мнениями и мне будет что записать...

Мистер Лимбо вмешался и заговорил капризным голосом:

— Карл, я уже не хочу Мэвис, я хочу Ванду!

— Не строй иллюзий, — ответил Карл, — ведь ты всего лишь кукла, набитая черт знает чем.

— Это не аргумент! Ведь вышла же Ванда замуж за этого, усохшего! В его голове тоже одна вата и опилки. Значит, выйдет и за меня!

Ванда вскочила, словно ошпаренная крутым кипятком.

— Если так будет продолжаться все три дня, наследство покажется мне ничтожной компенсацией за этот мерзейший спектакль!

— Пойдем, дорогая, — поднялся Пейтен, чья рожа была разукрашена выступившими багровыми пятнами.

— Хорошо. Выпьем коктейль в гостиной, — едва разжимая губы, ответила Ванда.

Супружеская чета удалилась, и Дон с укором посмотрел на Карла.

— Что ты вытворяешь? Угомонись!

— Кто это? — не открывая рта, спросил карлик. — Твой брат?

— Наполовину, — ответил Карл. — Не обращай на него внимания. У него есть вторая, чуждая мне половина, начиненная испанской дуростью. Это перешло к нему от матери испанки...

— Скажи, а он не собирается умирать? — закудахтал мистер Лимбо. — Вот было бы здорово! Мне досталась бы его женушка. Обожаю грудастых блондинок — они теплые, мягкие...

— Любуйся ею, пока она не исчезла, — недобро усмехнулся Карл. — У жен моего сводного брата есть такая манера — погибать в автокатастрофах или падать со скал.

— Кретин!

Дональд Убхарт отшвырнул кресло, в котором сидел, и с крепко сжатыми кулаками подскочил к Карлу.

Карл тоже поднялся, сжав кулаки.

— Сейчас я засуну твою куклу тебе прямо в глотку! — заорал Дон.

Он замахнулся, намереваясь ударить брата, но Карл был готов к нападению и первым нанес Дональду сильнейший удар под ложечку. Дон согнулся. Лицо его перекосила гримаса боли, голова упала. Карл схватил брата за волосы, поднял голову и нацелился разбить коленом лицо.

Ну уж нет!

У Мэвис должен быть нормальный «муж», пусть даже сроком на три дня, а не распухшее бревно. Неожиданно для Карла я ударила его ребром ладони по шее и с силой хлопнула обеими руками по ушам — это были мои излюбленные приемы, почерпнутые у морского сержанта.

Карла буквально потрясло это неожиданное нападение. Он попытался взглянуть на меня, глаза его расширились, язык вывалился. Я врезала ему еще один прямой, целясь в переносицу. Через мгновение он уже стоял на коленях рядом с братом и смотрел на окружающих мутными глазами безумца.

Карл и Дон шарили по полу руками, пытались встать, но безуспешно.

Тут я услышала голос Эдвины, которая наблюдала за происходящим с нескрываемым злорадством.

— Дурная кровь! — сказала она. — Дурная кровь, жестокое сердце и извращенный ум, причем, у обоих. Дональд получил это «наследство» от испанской ведьмы, а Карл — от сумасшедшей южанки.

Фабиан Дарк с независимым видом курил дорогие сигары. Наконец он соизволил разлепить губы:

— Все, что вы говорили про кровь, сердце и ум, вполне можно отнести к отцу обоих сыновей. Надо быть искренними хотя бы в нашем кругу и честно признать: Рэндолф Убхарт был мизантропом.

— Рэндолф был замечательным человеком! — воскликнула Эдвина. — Это не его сыновья! Это — выродки!

— Я бы не стал говорить, что Рэндолф Убхарт был замечательным. Он был незаурядной личностью — да. В своем роде, человеком выдающимся, но озлобленным и жестоким. И нет большого секрета в том, что здесь происходило кое-что, выходящее за рамки общественной морали. И происходило это по воле Убхарта-старшего. Так что нет необходимости поминать всуе его жен. Мать Дона не была ведьмой, а мать Карла — сумасшедшей.

— О чем вы? — высоким голосом вскрикнула Эдвина, ее бледные щеки вспыхнули.

Адвокат улыбнулся.

— Я довольно прозрачно намекаю на подвал... О вашем подземелье ходят слухи... Говорят, там зажигают свечи, надевают маски, заковывают людей в цепи, справляют обряды... Вам это хорошо известно, Эдвина. Ведь вы помогали Рэндолфу Убхарту в его играх, не так ли? Были у него подручной.

Эдвина хотела что-то крикнуть, но лишь тяжело задышала, как лошадь под непосильным грузом, и закусила указательный палец так, что выступила кровь. Ничего не сказав, она выскочила из столовой.

— Рэндолф был не только странным шутником, — сказал Фабиан, обращаясь ко мне, — он был еще и затейником.

На лицо адвоката наползла кривая ухмылка, а глаза заблестели так ярко, что я испугалась.

Вдруг кто-то резко сжал мое плечо. Я решила, что это Карл, и хотела резко отпихнуть мерзавца. Но это был Дональд. Боль немного отпустила его, он смог выпрямиться.