Наталья Александрова - Капкан для принцессы

— Итак, — обратился Лангман к Лене, — что вы можете нам сообщить и кого предъявить?

— Вот, — Леня за руку подвел Монику поближе.

— Вы утверждаете, что эта женщина является дочерью герра Тизенхаузена? — спросил Лангман.

— Да, и могу это доказать. — Маркиз предъявил снимки, которые дал ему доктор Длуголенский.

Лангман присел к столу и углубился в изучение документов. Маркиз мигнул Лоле, чтобы не спускала глаз с немки, — как бы в последний момент та не устроила дебош, тем более что Моника посматривала на окружающих с явной угрозой.

— Так, — Лангман оторвался от снимков, — думаю, что можно принять за гипотезу… Разумеется, окончательно доказать то, что эта дама — фройлен Моника можно будет только тщательно ознакомившись с материалами на дискете.

Специалисты сверят отпечатки пальцев, возьмут анализ на ДНК. Дорогая, — обратился он к Монике мягко, как только мог, — не будете ли так добры показать нам родимое пятно у вас на плече?

Моника резко повернулась к нему, прошипела что-то сквозь стиснутые зубы, но, поглядев в серые холодные глаза Лангмана, нехотя обнажила плечо.

— Так-так, — протянул Лангман, — пока все сходится. Ну, господин Марков, не скрою, когда вы позвонили мне из Кельна и сообщили, что беретесь разыскать погибшую дочь герра Тизенхаузена…

— Вначале доказать, что она жива, — вставил Леня.

— —.То я вам сначала не очень поверил, — невозмутимо продолжал Лангман. — Но тем не менее я связался с той страховой компанией, которая выплатила отцу фройлен Моники достаточно большую сумму страховой премии.

Лола переглянулась с Маркизом и поняла, для чего ему нужно было в Кельне обязательно удрать от слежки. Он позвонил Лангману. Выяснил у него кое-какие подробности и заключил устный договор о том, что если они найдут Монику, все дальнейшие хлопоты по ее доставке к папаше Тизенхаузену под крылышко Лангман берет на себя. До чего же Ленечка предусмотрительный! Теперь, может быть, и денег удастся с немцев слупить, не зря же они жизнью рисковали!

Лола нежно улыбнулась Маркизу.

— В страховой компании подтвердили некоторые ваши сообщения, — продолжал Лангман. — Действительно, к ним обратился ваш отец, фройлен, — Лангман любезно улыбнулся Монике, на что она никак не прореагировала, — и заявил, что он получил странное письмо. Однако это письмо и снимок не являлись сами по себе никакими доказательствами, поэтому страховая компания не стала предпринимать никакого расследования и опротестовывать выплату страховой премии.

«Очевидно, Вольф как-то об этом узнал и решил сам провести расследование, не ставя в известность страховую компанию. Но самого Тизенхаузена он должен был привлечь к операции! Интересно, до какой степени он был в курсе делишек Вольфа…» — подумал Маркиз.

— Ну что ж… — Лангман пригладил рукой волосы, и без того прилизанные. — Я должен сказать, что ваши методы работы несколько необычны, но произвели на меня впечатление.

В устах этого бесцветного, высушенного, бесстрастного человека такие слова были равнозначны признанию в глубоких и искренних дружеских чувствах. Лангман аккуратно собрал документы, потом позвонил, и появился тот самый молодой человек неопределенной внешности, который открывал им дверь. Молодой человек подошел к Монике и подал ей руку, причем видно было, что если она откажется пойти с ним, он сумеет ее увести даже против воли.

— Страховая премия, выплаченная герру Тизенхаузену, составляет два миллиона долларов, — сообщил Лангман. — Я уполномочен заявить вам, господин Марков, что компания за то, что вы сумели возвратить ей такую значительную сумму, готова выплатить вам гонорар в размере десяти процентов от указанной суммы.

Лола быстро прикинула в уме: десять процентов от двух миллионов — двести тысяч долларов! По сто на брата!

«Я же говорил — без денег мы не останемся!» — весело подмигнул ей Маркиз.

— Кроме того, — скучным голосом продолжал Лангман, — герр Тизенхаузен захочет, вероятно, как-то отблагодарить того, кто вернул ему дочь. Разумеется, это произойдет только после того, как все формальности будут соблюдены и он будет уверен, что фройлен действительно его дочь.

Маркиз подумал еще, что если это будет зависеть от самой Моники, то они с Лолой не получат ни гроша, но вслух нахально сказал:

— Вам известен номер моего счета, с нетерпением буду ждать перевода денег.

— Я покидаю вас, — Лангман поднял на Маркиза свои маленькие серые глаза, — но у господина… Шмидта, — он несколько опасливо покосился на молчаливого свидетеля их разговора, — у господина Шмидта есть к вам еще несколько вопросов.

Молодой человек крепче взял Монику под руку и вышел вместе с ней из комнаты.

— Гора с плеч! — вздохнул Маркиз, а про себя добавил, что баба с возу — кобыле легче.

— Думаю, что мою спутницу тоже можно отпустить, — сказал он. — Мы сумеем договориться с герром Шмидтом сами. Она очень устала за последнее время.

Никто не высказал претензий, и Лола, весело послав всем воздушный поцелуй, удалилась.

Лангман вежливо склонил голову и вышел из комнаты, оставив их вдвоем.

Коренастый человек с изрезанным глубокими морщинами, словно кора старого вяза, лицом, откашлялся, поднял тяжелые веки и уставился на Маркиза проницательным взглядом желто-карих глаз:

— А теперь расскажите мне, как все было на самом деле.

Маркиз почувствовал себя неуютно; ему захотелось поменять позу, спрятать куда-нибудь руки, встать, закричать, закрыть глаза.., сделать все что угодно, только не сидеть молча и неподвижно под этим проницательным взглядом.

— Я слушаю, — поощрил его господин Шмидт.

Впрочем, Маркиз прекрасно понимал, что Шмидт — далеко не единственная фамилия его собеседника.

— Почему я должен верить вам? — заговорил наконец Леня.

— Потому что должны, — проскрипел коренастый человек.

Если бы старый вяз мог говорить, он говорил бы именно таким голосом, медлительным и скрипучим.

— Вольф тоже обладал большими полномочиями, — проговорил Маркиз, вжавшись спиной в спинку кресла, как будто стараясь найти там убежище от пронзительного взгляда, — кельнская полиция беспрекословно выполняла его распоряжения…

— Это не важно, — Шмидт отмел возражения Маркиза коротким жестом тяжелой крестьянской руки, — это не играет никакой роли.

И Маркиз понял, что Шмидт прав, что это действительно не играет никакой роли.

Он начал рассказывать всю историю со своей первой встречи с господином якобы Шульцем.

Услышав эту фамилию, его коренастый собеседник ухмыльнулся: его собственная вымышленная фамилия была так же незамысловата и так же распространена, как фамилия Шульц — немецкий вариант русских фамилий Иванов и Петров.