Корсон Хиршфельд - Скандальная мумия

Он вызвал смутные воспоминания о сексе с женой Рут… когда же это было? Восемь лет тому назад? Но «отношения» – слова «секс» они вообще не говорили – с Рут всегда были покрыты темнотой и стыдом. Тайно, молча, редко.

Дакхауз перевернул фотографию Рут в рамке лицом вниз.

– Я знаю, что я не кинозвезда, – сказал он потолку, – но…

«Властность», – так сказала Мария. Да, это оно и есть: биологический императив, самок влечет к доминантным самцам. В конце концов, заключил он, в моих руках жизнь шести моих служащих, а также ответственность за третью по величине коллекцию крючков для пуговиц к югу от Огайо и к востоку от Миссисипи.

Спорить могу, что она – коллекционер. А я даже не знаю ее фамилии. Вернется она? Она поражена – или это была всего лишь погоня за знаменитостью?

Он резко подскочил от стука в окно кабинета, чуть не свалился со стула. Кто-то там был снаружи, что-то говорил, хотя слов было не слышно через тяжелое стекло на проволочном каркасе. Кто-то из этих чертовых демонстрантов? Нет, мужчина в пиджаке и галстуке, аккуратно причесанный. На сумасшедшего не похож.

Дакхауз поднялся, кивнул, показал, что окно не открывается, а надо подойти к входной двери. Сам он побежал туда изнутри и выглянул через стеклянную панель. Человек в костюме был один. Дакхауз отпер дверь, приоткрыл на шесть дюймов, поставил ногу, чтобы дверь не открылась сильнее.

– Да? В чем дело?

– Я нашел в коробке мумию, – сказал человек. – И подумал, не из вашего ли она музея.

Мори вошел к «Пончо» и сел за два табурета от странного вида фермера – со старомодной подстриженной бородой, темными очками в металлической оправе и в круглой соломенной остроконечной шляпе. Белокурые волосы, стриженные в кружок, висели где-то на два дюйма ниже плеч. Решив, что из-за дорого ему обошедшейся глупой шутки негодников не даст испортить себе настроения, Мори кивнул и сказал:

– Ну и жара стоит, правда?

Может быть, разговор отвлечет мысли от невыполненного контракта.

– О я, горячей, чем мы знайт, друг, – ответил фермер с акцентом, который Мори не опознал. Голландский, что ли?

– Вижу, вас далеко занесло от родины. Голландия?

– Индиана, – ответил фермер. – Я амиш.

– Правда? И что же привело вас в Гатлинбург? Вряд ли желание покататься на фуникулере?

Несмотря на подавленное настроение, Мори сам усмехнулся своей шутке.

– Жена и дети. Мы приехали смотреть горы Грейт-Смоки. Сказано было так: «Жена унд киндер. Мы приезжаль смотрейт горы Грайт-Шмоки».

– Вы водите? Я думал, вам машины запрещены.

– Мы… у нас водитель. Небольшой школьный автобус. Отпуск, понимаете?

Мори представил себе автобус, тормозящий движение на однополосной дороге в национальном парке, и в нем девятнадцать хнычущих детишек, которых бы медведям скормить. Упоминание о жене вызвало мысль о Розе, предательнице. Он нахмурился, быстро прогнал эту мысль и протянул руку:

– Меня называют Мори. А вас?

– Энос Шварц.

Они пожали друг другу руки, и Мори заметил, что для человека, гоняющего мулов или полющего кукурузу или чего там они делают, у фермера на удивление мягкие ладони.

Амиш обратился к бармену

– Я буду пиво.

– Вам разрешается пить? В барах? – спросил Мори.

– Ну конечно. Мы в отпуске молимся больше, уравновешивая наши проступки.

– Это разумно. И рыбу тоже ловите? Здесь есть отличная форель [72], как мне говорили.

Бармен в широкой футболке с поперечными полосами, красной бандане на голове с изображением зеленого попугая подвинул фермеру холодное пиво.

– Траут? – сказал он, дернул себя слегка за толстую золотую серьгу и оглянулся в обе стороны. – Если вы про мистера Траута, то советую поосторожнее.

Фермер неловко поерзал на табурете:

– Мистер Траут?

– Шишка местная. – Бармен рукой подманил к себе Мори фермера поближе. – Это его Музей Библии Живой – вон та пирамида, видите, на целый квартал? И «Фабрика помадки мистера Т.», и фабрика пищевых продуктов – много еще чего. А еще он дает ссуды – без залога, под высокий процент. – Он снова оглянулся по сторонам. – Вон тот мужик тут вчера был, с раздавленной рукой, весь в бинтах, жутко больно. Мой приятель говорит, что он запоздал с выплатой и мистер Траут велел своим людям прижать ему руку к цементному полу, а сам сбросил на нее шар для боулинга. Гадом буду.

Фермер чуть не поперхнулся глотком пива.

– Суровый клиент, этот Траут, должен я вам сказать, – заметил Мори.

Бармен еще понизил голос:

– Ходят слухи, что он, ну, знаете… – он изобразил пальцами пистолет, -…заказывает людей. У него киллер, который для развлечения отстреливает от них куски и только потом делает этот… куп де грасс.

Фермер-амиш опрокинул бутылку. Она прокатилась три фута по стойке, извергая пену. Бармен ее поймал, поднес к свету, увидел, что там пива не больше чем на два дюйма. Вытерев пену со стойки тряпкой, он сунул бутылку под стойку.

– Я вам другую сейчас дам, сэр, – сказал он. – Извините, надо было мне держать язык за зубами про такое. Вы же, квакеры, это… как его… пацифисты? Ни телевизора, ни кино, и про такое даже и не слышали, наверное. – Он улыбнулся фермеру успокоительной улыбкой. – Да вы не волнуйтесь, в Гатлинбурге безопасно, как нигде.

Фермер присосался к пиву долгим глотком, явно никак не успокоенный.

– Приятный городок, – подтвердил Мори. Он наклонил голову набок и спросил у бармена: – Вот этот Музей Библии Живой, что вы говорили, – он напротив той церкви с ангелом-дирижаблем, где заправляет – как его зовут-то… Дун?

Вторая бутылка фермера зазвенела о стойку. Он чуть не опрокинул и эту. Видно, не привык к алкоголю этот человек.

– Извиняйт, – пробормотал он.

Вошел новый посетитель – ухоженный молодой человек лет тридцати с черными волосами до плеч и золотистым загаром – и сел с другой стороны от фермера-амиша. К нему повернулись все головы, так как одет он был только в просторную розовую блузу с фиолетовой отделкой по краю, килт той же ткани и сандалии с перекрещенными ремешками на икрах. Бармену он сказал:

– Пива, Карлос. Ох, как оно мне нужно.

Мори приподнял бровь. Это был тот же фейгеле, которого он видел, когда встретил этих чертовых мальчишек. И одет в тот же бабский наряд. Мори с отвращением выдохнул – не при виде молодого парня в юбке, а при мысли об этих троих негодниках. «А я еще им пиво ставил, разговор завязывал. Ну и дурак же я».

– Держи, Джимми. – Бармен поставил перед ним бутылку. Бармен и этот фейгеле – друзья, отметил про себя Мори.

Если не считать серьги в ухе, обтягивающей футболки и прически «Кармен Миранда», бармен вполне натурал с виду, но… Он оглядел заведение, думая, не превращается ли «Пончо» в определенные часы в гей-бар. Этот амиш, конечно, разницы не заметит. И даже на краткий миг Мори подумал, что эти вот трое негодников – ведь все-таки здесь он их впервые увидел, – может, тоже малость того. Этот здоровый, голем, весь такой накачанный, в обтягивающей рубашке-сеточке, а жирный – что-то в нем от куклы есть. А тощий весь в коже. И обнимаются все время.