Корсон Хиршфельд - Скандальная мумия

Персик перестал жевать что там было у него во рту – что-то оранжевое, судя по пятнам на губах, и захныкал.

– Если хотите это сделать, то вот его, – попросил Младший, выталкивая перед собой Персика. – Это он виноват.

– Не!

Персик отшатнулся за спину Ящика, в спешке разжав кулак, и по полу склада раскатились с полдюжины леденцов.

– Что сделать? – спросил Траут у Младшего.

– Но вы же знаете… вы же хотели… это…

Траут шумно выдохнул:

– Я хотел поехать в боулинг. Если я еще с вами, кретинами, тут поторчу, у меня сосуды лопнут.

Он прижал к вискам пальцы, закрыл глаза и потер виски.

– Только себя я должен винить, что поручил вам настоящее дело.

С таким глубоким выдохом, что задергался покрасневший подбородок, он добавил:

– А может, оно и к лучшему. Если бы вы украли мумию, а Молот об этом узнал… он ненавидит обманщиков. И вскорости от нас всех отстреливал бы кусочки.

Ребята нервно переглянулись.

Тяжелые веки Траута раскрылись, он сел прямо. Резиноватая кожа начала, как у спрута, менять цвета на все более холодные и наконец стала бледно-серой. Пигментные пятна, скрытые предыдущим приливом крови, появились снова. Толстые губы задрожали:

– Минуту… минуту…

Опасаясь Большого Припадка, Младший подбежал к отцу:

– Папа, тебе нехорошо?

Траут махнул рукой, чтобы отошел.

– Если бы вы сперли эту мумию так, чтобы Молот не знал, я бы должен был ее уничтожить, так? Мумии нет – денег тоже нет. Неплохо, но мумия бы исчезла навсегда. А так, как сейчас – Молот ее мне привозит, я выплачиваю остаток…

– Это дело чести, – пояснил Младший своим спутникам.

– К хренам честь, – нетерпеливо бросил Траут.

– Реклама? – предположил Персик.

Траут усмехнулся:

– Очко в пользу юноши с оранжевыми губами.

– Понял! – сказал Младший. – Мы ее сохраним показывать бездельникам!

– Тоже неплохо, – согласился Траут, – но у меня планы более серьезные. – Сколько, как вы думаете, берут телевизионщики за тридцатисекундный ролик во время новостей прайм-тайма? Умножьте это на… сколько там они раз говорили про Дуна после того, как Молот сделал из него мумию и эти яйцеголовые его нашли? И чем больше шуму поднимают манифестанты, тем больше эффект. Вот вы мне скажите, почему эти туристы стадом прут в этот занюханный музей капитана Крюка? Увидеть высушенный труп?

– А ведь верно, – сказал Младший.

– Это нам дает чистый сплит семь-десять. В музеях мумий полно, а посетителей ноль. Вся деревенщина прет посмотреть на Шикльтона Дуна, Князя Света, первого человека, вознесенного на небо добрым Господом и возвращенного на землю – за вычетом стопятидесятифунтовой души. Вот что их туда манит. Это чудо, понимаете? Как та плащаница, или кровоточащий глаз, или чудотворные источники в Европе. А теперь скажите, каким мы бизнесом занимаемся? Посмотрим, сумеете ли этот сплит взять.

– Акульи ссуды?

– Десять кеглей свалил, семь осталось стоять.

– Угонами? – попытался угадать Персик.

– Кегли качаются, но не падают. Попробуй еще.

Младший неохотно сказал:

– Музей Библии Живой?

– Бинго! Дун в качестве экспоната переплюнет и Ноев ковчег, и кита Ионы. Наш двухтысячелетнего возраста человек все угрожает уволиться – кому он теперь будет нужен? Мы будем открыты до полуночи, и туристы увидят машущих факелами «светляков» в облаках – нам это ни пенни стоить не будет. Мы сделаем инсценировку Вознесения, будем продавать светящиеся в темноте цепи мумии и Ризы Вознесения, набор для выживания в Конце Времен – мясо вакуумной сушки, пока оно у нас есть. Устроим пугательные поездки по Пещере Мумии, только они будут не вниз, как на русских горках, а вверх. Может, даже отщипывать будем кусочки от мумии и продавать фундаменталистским церквям. Ребята, тут от возможностей глаза разбегаются.

– Так ты доволен, – спросил Младший, спеша отоварить доброе настроение отца, – что мы не доставили мумию?

– Доволен я буду, когда Молот сгрузит товар у нашего порога.

Рита Рей стояла рядом с матрацем, оттирая с себя арахисовое масло и шоколадный сироп «Херши» банным полотенцем. Пальцы нашли какой-то твердый сгусток, бросили его в мусорное ведро со звоном и продолжили поиск.

– Вот тебе и приключение с ореховой помадкой. Надо было мне знать, что нельзя тебя посылать в магазин.

Орландо, лежа на спине и морщась на опадающую эрекцию, возразил:

– Ты меня не посылала. Я пошел, потому что мне нужны были cigarillos.

Она бросила полотенце ему в голову.

– Не могу поверить, что ты купил кусковой. Ты этикетку не прочел, что ли?

Орландо снял с лица полотенце и бросил на ковер.

– Ты говоришь «арахисовое масло», я покупаю арахисовое масло. Ты думаешь, я буду этикетки читать, как какой-то maric?n? – Он сбросил ноги с матраса и встал. – Пойди в душ. Я знаю и другие игры.

Рита Рей вздохнула.

– Я не в настроении. Все думаю о Шики. – Она посмотрела на Орландо долгим прищуренным взглядом и добавила: – Вот Шики ни за что не купил бы кусковой.

Орландо пожал плечами:

– Ну и что? Твой муж был maric?n.

Рита Рей подобрала полотенце, стерла мазок шоколада на бедре и фыркнула:

– Вся работа – ради игрушечного слона. – Скомкав шоколадно-арахисовое полотенце, она снова кинула его в Орландо: – Почему ты не проверил?

Орландо поймал полотенце и сел на край матраса.

– Я все это уже говорил. Receptionista мне сказала, где мумия: в белой простыне, посередине комнаты, на стальном столе Я пошел в laboratorio, пока ты там развлекала этого хилого дурака-директора. – Он подскочил, имитируя ее движения. – Я вижу эту белую материю, – он намотал полотенце Риты Рей себе на кулак, – и думаю, это мумия, точно как она говорила. Ничего рядом не лежит. Nada. Я ее поднимаю – она легкая, как те ceramicas с белыми серединками, которые я из Колумбии вожу, – он приподнял обернутый полотенцем кулак другой рукой, – и несу в машину. – Свернутое полотенце он прижал к животу и описал небольшой круг. – Как-то они нас обманули. – Он бросил полотенце в стену. – Ручаюсь, твой муж в этом museo, oiste?

Рита Рей закурила почти посткоитальную сигарету и глубоко затянулась. Потом выдохнула дым в сторону Пиджин-Форджа тонкой длинной струйкой.

– И мы его достанем. Как только они утром откроются, я еще раз поболтаю с этим старым блядуном.

Джимми мог бы проспать весь свой выходной день или шататься по дому, лелея собственное похмелье. Он мог бы прибегнуть к проверенному лекарству, чтобы утишить горе новой Утраты своего предка. Но мысль о друзьях из АДС, протестующих сейчас без него возле этого музея (где его стараниями, однако, уже нет мумии), давила на совесть тяжким грузом. Джимми решил поехать к ним, и к черту все последствия.