Арно Штробель - Оффлайн

Вверх-вниз.

Йенни выпрямилась и увидела, как Нико опустился в кресло и стал массировать веки пальцами. Казалось, нервы его были на пределе. Она уже собралась вновь наклониться к Анне, как вдруг за спиной раздался голос:

— Дерьмовые ваши дела, я смотрю.

Это был Тимо. Он стоял в дверях и мрачно взирал на них. У него были растрепаны волосы, одна лямка комбинезона съехала с костлявого плеча.

— Тимо! — Хорст шагнул было к нему, но тот жестом остановил его.

— Стой, где стоишь, Хорст.

— Чего? Ты, видно, с ума сошел?

Его изборожденное морщинами лицо дрогнуло от ужаса.

— Да, возможно. Но еще безумнее было запереть меня в холодильнике.

— Не мы же это сделали.

Тимо кивнул на Нико.

— Вот он был за.

— Никто не собирается снова тебя запирать, — ответил Нико. — Это была ошибка, я знаю. Я еще тогда говорил, что мне не по душе…

— Мне насрать, что ты там говорил. Ты был с ними заодно.

— Тимо, — вновь попытался Хорст, — никто уже не считает тебя виновным. Ты можешь остаться.

— Хрена с два. Я видел, как вы выносили Йоханнеса. Можете и дальше мочить друг друга, только без меня.

— То есть ты решил просто заглянуть и поздороваться, — заключил Давид.

— Нет, умник; я пришел сказать, что этот тип выгреб полкухни и приходил сюда со своей мегерой и Эллен, пока вы играли в похороны. А вот выходили они уже вчетвером.

— Флориан ушел вместе с Маттиасом? — Йенни не поверила своим ушам. — Добровольно?

— Не похоже было, чтобы его тащили силком.

— Интересно, — промолвил Давид. — Значит, у нас теперь два лагеря. Маттиас, Анника, Эллен и Флориан с одной стороны, и мы — с другой.

— Ошибаешься, мудрила, — возразил Тимо. — У нас три лагеря.

С этими словами он развернулся и уже в следующую секунду скрылся в коридоре.

Они не понимают.

Всякий раз, ощутив прикосновение, она пытается подать сигнал окружающим, но… они этого просто не понимают. При этом все не так уж сложно, и Йенни или Флориан должны сообразить, что за код кроется в этих движениях. Ведь они далеко не глупы.

Но не стоит прекращать попыток, ни в коем случае. Анна чувствует, что сдаваться нельзя. Знает, что за этим последует.

Надежда, сама возможность общаться с окружающими и даже получать от них ответы — вот он, тот якорь, который все это время удерживал ее рассудок. За который она цепляется всякий раз, когда принимается нашептывать этот новый голос, когда она чувствует, что тьма окутывает сознание и пытается окончательно поглотить.

Якорь, который ограждает ее от помешательства.

Даже сейчас? — шепчет новый голос. — Ты же хотела спрятаться от мира, и у тебя это получилось как нельзя лучше, ха-ха. Но, слушай, ты можешь обернуть это в свою пользу. Просто отдайся. Предоставь все мне, и тебе уже будет безразлично. Возможно, даже понравится — жить наедине с собой, не выслушивать больше пустой болтовни. Никогда. Так что… отпусти, это совсем нетрудно. Прекрати сопротивляться…

Нет, — вмешивается другой, знакомый голос, и в очередной раз ему удается спугнуть гипнотический шепот. Но надолго ли его хватит?

Просто отдайся…

Звучит соблазнительно. Каждая попытка коммуникации, каждое движение головы не только сопровождалось адскими болями, но и стоило ей последних сил. Если Анна перестанет сопротивляться, просто отпустит мысли и позволит новому голосу беспрепятственно говорить, боли станут сносными, а возможно, и вовсе стихнут. Или она уже не ощутит их, потому что сознание — то, что останется от него — просто отрешится от болей, словно их и не существует вовсе.

Больше никаких болей. Состояние, которого она уже не в силах представить.

Не состояние , — гипнотически, нараспев шепчет голос. — Мечта. Перестань сопротивляться. Привычная жизнь в прошлом. Окружающие никогда не поймут, что ты хочешь сказать им. Неважно. Это все теперь не имеет значения. Давай я покажу тебе, как прекрасен мой мир. В нем все возможно. Он уже в тебе, ты так близка к нему… просто позволь себе окунуться в него.

Да, просто погрузиться в новый мир, вот чего ей хочется. Спать и грезить. В грезах никто не лежит слепым калекой, бесполезным, пускающим слюни мешком плоти. Во сне можно ходить и говорить, слышать и даже летать.

Да, летим со мной. Я покажу тебе…

НЕТ! — в отчаянии надрывается старый голос. — Исчезни. Я не хочу лишаться рассудка, я должна сообщить остальным, кто сотворил все это со мной. Хочу, чтобы он понес наказание.

Анна прислушивается к себе. Соблазнительный шепот стих, но долго ли еще она сможет уберегать свой рассудок и противостоять искушениям, которые сулит ей этот голос? Не знать никаких забот, не терзаться отчаянием и, возможно, больше не чувствовать болей… Не думать о том, что происходит вокруг и что теперь станет с ее жалкой жизнью.

Ха-ха , — тихо, словно издалека, звучит голос.

Анна безмолвно плачет и сознает, что окружающие, кто бы ни был сейчас рядом, ничего не заметят. И пока она всхлипывает и завывает, пусть и неслышно для других, в ней зреет мысль, единственное желание, ради которого она умерла бы без колебаний. Умерла бы по-настоящему , поправляет она себя, потому что ее нынешнее состояние мало отличается от смерти.

Хочется, чтобы хоть на миг к ней вернулась способность двигаться и говорить, еще раз увидеть окружающий мир и услышать голоса. Лишь на мгновение.

Тогда она убила бы монстра на глазах у остальных. Анна и подумать не могла, что именно…

Нет, она не может сдаться. Пока нет.

Что-то новое вклинивается в ее мысли. Какой-то образ. Еще размытый, словно окутанный туманом, но Анна чувствует, что картина прояснится, нужно только потерпеть. Вот проявляются первые очертания, они напоминают… контуры двери. Теперь она знает, что за образ возник перед внутренним взором. Это воспоминания о мгновениях перед тем, как произошло самое страшное. Помещение, в котором она оказалась, дорога туда. Дверь — если это действительно дверь — возможно, и ведет в то помещение. Если б только разглядеть подробнее… Быть может, если еще сосредоточиться… Что ей запомнилось из тех мгновений? Она легла в свою постель, подняла ногами одеяло, так чтобы заправить нижний край внутрь. Таким образом, ее ноги оказались укутаны, как в спальном мешке. Затем подтянула одеяло до самого носа и закуталась, так что была укрыта почти вся поверхность тела. Анна делала так еще ребенком, когда ложилась спать, со страхом всматриваясь в темноту своей комнаты. Одеяло становилось коконом, который давал ощущение безопасности.

В какой-то момент ей удалось заснуть. Следующее, что она помнит, это… тот самый образ. И теперь, когда она порылась в памяти, картина обретает ясные очертания. Да, это действительно дверь. Только не дверь в привычном смысле; с ней что-то не так, но Анна пока не понимает, что именно. Зато следующее воспоминание куда как более отчетливо. Это до боли знакомый голос. Лежи тихо , сказал ей монстр.