Со Миэ - Единственный ребенок

Опять вспышка, опять оглушительный раскат грома. Ливень все так и лил без передышки. Казалось, что буря готова снести мир ко всем чертям.

«Вот он, ответ», — подумал Ли Бёндо. И начал готовиться прокладывать себе путь на свободу.

Охранник, наблюдавший за мониторами в дежурке, вскочил на ноги как ужаленный. Другой, дремавший в кресле, вытянув ноги, удивленно открыл глаза.

— Что такое? — спросонья спросил он.

— Этот… этот чокнутый сукин сын перерезал себе глотку!

Потрясенный охранник подобрал под себя ноги и глянул на мониторы. Большинство остальных смертников лежали на своих койках. Только камера Ли Бёндо выглядела по-другому.

Стоя в самом ее центре, тот смотрел прямо в объектив, словно хотел, чтобы его было лучше видно. Похоже, был не в себе — зубы оскалены, на губах кривая ухмылка. С шеи у него капала густая темная кровь, скатываясь по тюремной робе и лужей собираясь на полу. Его нельзя было оставить с таким кровотечением. Он мог умереть в любую секунду.

— Звони начальнику! Объявляй тревогу!

Начальник охраны, который сразу же ответил на звонок, приказал охранникам немедленно отправляться в камеру, взяв с собой тюремного фельдшера, и срочно доставить Ли Бёндо в больницу, если ситуация действительно критическая. Голос его дрожал от ярости.

Дежурный фельдшер, приняв вызов охраны, прибежал почти сразу же, и все моментально помчались в блок осужденных на смертную казнь. Резко распахнув дверь, ворвались в камеру. Ли Бёндо лежал на полу, стискивая руками шею. Пол был скользким от крови.

Фельдшер быстро наклонился, чтобы осмотреть ему шею, но тот не давал — лишь стонал, корчась от боли. Медик попытался оторвать его руки от шеи, чтобы осмотреть рану и остановить кровь, но без толку.

— У него сильное кровотечение. Он может умереть, если задета сонная артерия. Нужно срочно переправить его в больницу, — сказал фельдшер охранникам. Те немного помедлили, пребывая в нерешительности, но в конце концов достали ключи и открыли ручные и ножные кандалы Ли Бёндо.

— Пусть скорую запустят на территорию. И позвони начальнику, — распорядился старший смены охранников, обращаясь к своему подчиненному.

Вскоре под проливным дождем из приписанной к тюрьме ближайшей больницы прибыла скорая помощь.

Ли Бёндо положили на каталку, которую принесли с собой медики со скорой, и подкатили к распахнутым задним дверям машины. Вслед за сложенной каталкой внутрь залезли два охранника. В большой спешке скорая по поливаемым дождем улицам понеслась в больницу.

Открыв глаза, Сонгён увидела рядом с собой спящую девочку.

Она невольно поежилась и перевернулась на другой бок. Не могла заставить себя посмотреть в лицо Хаён, словно ровным счетом ничего не произошло. В этот момент сверкнула молния, и лампа на ночном столике тут же погасла. Похоже, молния ударила где-то совсем рядом, нарушив электроснабжение.

Хаён пошарила вокруг себя руками, после чего крепко вцепилась Сонгён в запястье, пугаясь даже во сне.

Сонгён хотелось стряхнуть с рук эти маленькие пальчики. Хотелось прикрикнуть на Хаён, чтобы убрала руки, чтобы вообще к ней не прикасалась! Но она не смогла. Опять перевернулась и обхватила голову девочки обеими руками. Лоб у той был горячий, как и все тело. От ее волос, мокрых от пота, руки Сонгён стали влажными. Почмокав губами, спящая девочка что-то неразборчиво пробормотала. Вроде как пыталась сказать, что ей страшно.

— Не бойся. Свет скоро включат, — негромко проговорила Сонгён. Но электричества так и не дали, даже через некоторое время.

Сонгён испытывала невероятно запутанные чувства по отношению к девочке.

Она припомнила свой короткий сон. Подумала о Хаён из сна, пытавшейся всучить ей лекарство. Скорее всего, это услышанное от сержанта Ю породило столь странный сон. И благодаря этому сну один из ее вопросов разрешился. Яд. Она отказывалась верить сержанту Ю, думая, что ребенок никак не мог раздобыть какую-то отраву. Но ответ оказался очень простым.

Мать Хаён приняла какие-то таблетки, чтобы покончить с собой. А что, если Хаён нашла их и до поры до времени припрятала? Это ничуть не исключено. Сонгён все больше и больше склонялась к выводам сержанта Ю.

Хаён все спала, поверхностно и часто дыша. Ее щеки, все еще по-детски пухленькие, были такими милыми, что Сонгён хотелось ущипнуть их. Хаён, видимо, что-то снилось, поскольку она то и дело насупливала брови и что-то жалобно бормотала. Вот забормотала опять. Сонгён погладила ее по спине, и Хаён вновь погрузилась в глубокий сон.

Глядя на девочку, Сонгён чувствовала себя так, будто в душе у нее бушует такая же буря, что и за окном.

Слушать Ли Бёндо и изучать язвы в его сознании — это не то же самое, что видеть перед собой разбитое сердце Хаён.

Ли Бёндо — это совершенно посторонний для нее человек, часть ее работы. Как только работа закончена, уже нет смысла и в дальнейшем контакте с ним. Но Хаён — дочь Джесона, которую она согласилась взять к себе жить. Хаён — это не работа. Она — часть повседневной жизни Сонгён, та, с кем она спит и ест в одном доме, кого видит перед собой каждый день.

И если Ли Бёндо — это темная душа, глубоко провалившаяся в какую-то бездонную яму, то у Хаён по-прежнему есть шанс. Шанс избавиться от своих загноившихся ран и жить нормальной человеческой жизнью, как все остальные люди — если в самое ближайшее время все наладится.

Сонгён погладила девочку по щеке, размышляя, насколько глубоко тень последних событий зачернила ее душу. Даже если эти шрамы останутся навсегда, Сонгён верила, что все может измениться — смотря сколько ран удастся исцелить. Сонгён считала себя оптимисткой. Верила, что всегда остается надежда, что бы ни случилось. Верила, что не безнадежна и Хаён.

Но так ли это? У нее начинали возникать серьезные сомнения. Мысли, не поздно ли.

Это же кем надо быть, чтобы больше года хранить отраву, которая убила ее мать, а потом дать ее своим бабушке с дедушкой и поджечь дом, дабы скрыть содеянное? Такая хладнокровная расчетливая жестокость больше под стать разве что закоренелым преступникам вроде Ли Бёндо. Это не то, чего ждешь от одиннадцатилетнего ребенка с большущими глазами и щечками-персиками, все еще пухлыми от щенячьего жирка.

Что творится у Хаён в сердце?

Сонгён припомнила лицо Хаён, когда та угрожающе воздела над ней ножницы. Тогда она впервые ее испугалась. В сердце девочки таилось то, чего было невозможно даже представить. Да, возраст не имеет значения.

После сна под действием лекарства левая сторона головы у Сонгён жутко болела. Бросив взгляд на часы, она увидела, что уже половина второго ночи. Ей не хотелось оставаться в постели рядом с Хаён. Заснуть по новой рядом с ней будет непросто. Сонгён тихонько встала и вышла из спальни.