Джек Кетчам - Девушка напротив

— Да.

— Точно?

— Да, мэм.

— Хорошо. Очень хорошо.

Она отвернулась. И ее шлепанцы зашаркали вверх по лестнице. Сверху слышались голоса, но разобрать что-либо было невозможно.

Я повернулся к Мэг.

И увидел, где побывал окурок в третий раз. На правой груди.

— О Господи, Мэг, — сказал я, приблизившись. — Это Дэвид.

Я оттянул повязку, чтобы она меня видела. Глаза были дикие.

— Мэг, — сказал я. — Мэг, послушай. Послушай, пожалуйста. Пожалуйста, не шуми. Слышала, что она сказала? Она это сделает, Мэг. Пожалуйста, не кричи, хорошо? Я хочу тебе помочь. Времени у нас немного. Послушай. Я уберу кляп, слышишь? Ты же не будешь кричать, да? Толку нет. Там может быть кто угодно. Вдруг там продавщица из «Эйвона»? Рут заговорит ей зубы. Она кому угодно зубы заговорит. А я хочу тебя вытащить отсюда, понимаешь? Освободить тебя.

Я тараторил и тараторил, не в силах остановиться. Развязал кляп, чтобы она могла ответить.

Она облизала губы.

— Как? — сказала она. Проскрипела, тихо и мучительно.

— Сегодня ночью. Поздно. Когда все уснут. Чтобы это выглядело так, будто ты сделала это сама. Одна. Хорошо?

Она кивнула.

— У меня есть деньги, — сказал я. — Все будет хорошо. А я буду здесь, чтобы со Сьюзен ничего не случилось. Потом что-нибудь и с ней придумаем. Может, снова сходим к копам. Покажем им… это. Хорошо?

— Хорошо.

Входная дверь хлопнула, и послышались шаги. Кто-то спускался вниз. Я вернул повязку на место и снова сунул кляп.

Это были Донни и Уилли.

Они пристально смотрели на меня.

— Откуда ты знал? — спросил Донни.

— Что знал?

— Ты что, рассказал им?

— Кому? Что рассказал? О чем ты?

— Ты со мной шутки не шути, Дэвид. Рут сказала: «Дэйви говорит, там может быть Дженнингс». И как ты думаешь, кто там стоял, а, говнюк?

О Боже, подумал я. Вот дерьмо. Зачем я умолял ее не кричать?

Мы могли остановить это в ту самую минуту.

Однако, мне нужно было сохранить хорошую мину.

— Шутишь, — сказал я.

— Не шучу.

— Мистер Дженнингс? Боже, да я просто предположил.

— Верно предположил, — сказал Уилли.

— Я сказал это просто, чтобы заставить ее…

— Заставить?

«Уйти наверх», — подумал я.

— Заставить хоть как-то пошевелиться. Господи, да вы же сами ее видите. Она же как зомби, черт возьми!

Они переглянулись.

— Да, она стала совсем дурной, — сказал Донни.

Уилли пожал плечами.

— Ага. Мне тоже так кажется.

Я хотел увести разговор в сторону. Чтобы они не задумались о том, что я делал с Мэг наедине.

— Так что ты говорил? — спросил я. — Он за Мэг приходил?

— Типа того, — сказал он. — Сказал, что просто заглянул посмотреть, как дела у девочек. И мы показали ему Сьюзен. Сказали, что Мэг ушла в магазин. Сьюзен, конечно, и слова не сказала — не посмела. Так что, думаю, он купился. Как-то он неуютно себя чувствовал. Слишком стеснительный для копа.

— А мама где?

— Сказала, что хочет немного полежать.

— Что будет на обед?

Глупый вопрос, но это первое, что пришло в голову.

— Не знаю. Собачатинка на гриле, наверное. А что? Прийти хочешь?

— Спрошу у мамы, — сказал я, и посмотрел на Мэг. — А с ней что делать будете?

— А что с ней?

— Оставите так, или что? Надо хоть что-нибудь на ожоги наложить. Инфекция попадет.

— Похер на нее, — сказал Уилли. — Я с ней еще не закончил.

Он наклонился и подобрал нож Рупора за лезвие. Подбросил его в руке и поймал за рукоять, улыбнулся, ссутулился и посмотрел на Мэг.

— А может и закончил, — сказал он. — Не знаю. Не знаю. — Подошел к ней. А потом, удостоверившись, что она слышит четко и ясно, произнес. — Не знаю, и все.

Издевался.

Я решил не обращать внимания.

— Пойду спрошусь у мамы, — сказал я Донни.

Что будет дальше, мне знать не хотелось. Так или иначе, ничего поделать я не мог. Иногда приходится просто плыть по течению. Нужно сосредоточиться на том, что можно исправить. Я отвернулся и пошел наверх.

Рассчитывать приходилось только на их лень и разгильдяйство.

Проверил замок.

И да, он был по-прежнему сломан.

В те времена даже отъявленные преступники выказывали редкостную невинность.

О квартирных кражах в нашем городке не слышали никогда. Такое случалось в больших городах, но не здесь — это было одной из причин, по которым наши родители покинули мегаполисы.

Двери закрывались, чтобы защититься от стужи, ветра и дождя. Но не от человека. И если замок на двери или окне ломался, или ржавел, о нем чаще всего просто благополучно забывали. От снега разве нужен замок?

Дом Чандлеров не был исключением.

Замок на задней двери, наверное, не работал вообще никогда — по крайней мере, на памяти кого-либо из ныне живущих. Двери были двойные, и внутренняя дверь, деревянная, слегка перекосилась так, что язычок замка теперь не попадал в гнездо.

Даже держа Мэг в заточении, они и не думали его чинить.

Еще оставалась металлическая дверь на самом убежище, запиравшаяся с помощью болта. Отвинтить его — дело непростое и шумное, однако все, что требовалось — просто выкрутить болт.

Я полагал, что мне это по силам.

В три-двадцать пять утра я вышел попытать счастья.

Я взял фонарик-ручку, перочинный нож и тридцать семь долларов, заработанных на уборке снега. На мне были кроссовки, джинсы и футболка, которую мать перекрасила в черный после того, как я увидел в такой Элвиса в «Любить тебя». [22] «Loving You» — драма 1957 года с Элвисом Пресли в главной роли. К тому времени, как я пересек подъездную дорожку к их дому, футболка прилипла ко мне, будто вторая кожа.

Дом был погружен во мрак.

Я ступил на крыльцо и остановился, прислушиваясь. Ночь была тихой и ясной под светом убывающей луны.

Дом Чандлеров, казалось, дышал на меня, скрипел, словно кости спящей старухи.

Это пугало.

На мгновение мне захотелось забыть обо всем, вернуться домой, лечь в постель и натянуть одеяло. Очутиться в совсем другом городе. Весь этот вечер я фантазировал, как мать или отец объявят: «Ну, Дэвид, не знаю, как тебе сказать, но мы переезжаем».

Держи карман шире.

Я представлял, как меня поймают здесь, на ступеньках. Внезапно загорится свет и выскочит Рут с ружьем, нацеленным прямо на меня. Сомневаюсь, что у них было ружье. Все равно. Видение прокручивалось снова и снова, как заезженная пластинка.

Ты с ума сошел , без конца думал я.

Но я обещал.

Как бы мне ни было страшно, сегодня стало еще страшнее. Глядя на Рут, я, наконец, осознал все до конца. Ясно и безошибочно я осознал, что Мэг умирает.

Не знаю, сколько я простоял так на крыльце.

Достаточно долго, чтобы услышать, как шуршат по стенам дома цветы гибискуса на ветру, как квакают на реке лягушки и стрекочут в лесу сверчки. Достаточно долго, чтобы глаза привыкли к темноте, и чтобы привычные звуки сверчков и лягушек, переговаривающихся меж собой в ночи, успокоили меня. И спустя какое-то время нестерпимый ужас отступил, сменившись волнением — волнением от того, что я наконец делаю хоть что-то ради Мэг и себя, нечто такое, чего никто из моих знакомых никогда не делал. Так я смог думать об этом. О том, что я сейчас делаю. Теперь я мог представить все это игрой. Я вламываюсь ночью в дом. Все спят. Вот и все. Там никто не угрожает мне. Нет Рут. Нет Чандлеров. Просто люди. А я — вор. Тихий, словно кошка. Хладнокровный, осторожный и незаметный. Меня никто не поймает. Ни сегодня, ни вообще.