Джек Кетчам - Девушка напротив

— Читать ей вслух, — сказала Дениз. Они рассмеялись.

— Несите газеты и все.

Донни сходил за газетами и бросил их в раковину.

Рут встала.

— Хорошо. У кого есть спички? У меня кончились.

— У меня, — сказал Эдди.

Он протянул ей коробок. Она наклонилась и подобрала монтировку, ту самую, что я дал Мэг ночью.

Я подумал: был ли у нее хотя бы шанс ею воспользоваться?

— Вот. Возьми. Идемте.

Она отдала монтировку Эдди.

Все отложили бутылки с колой и встали. Все хотели посмотреть, что у Рут в голове. Все, кроме меня со Сьюзен. Но Сьюзен все так же сидела на полу, где ей приказала оставаться Рут, и Уилли держал нож в двух футах от моей груди.

Так что я тоже встал.

— Сверните, — сказала Рут. Все уставились на нее. — Газеты сверните, да поплотней. И оставьте в раковине.

Рупор, Эдди, Дениз и Донни принялись за дело. Рут закурила. Уилли стоял за мной.

Я посмотрел на лестницу. До нее было всего несколько футов. Она манила.

Ребята скручивали газеты.

— Укладывайте их плотно, — сказала Рут.

Раковина заполнялась.

— Слушайте, вот в чем суть, — сказала Рут. — Женщина не хочет мужчину всем телом. Нет. Она хочет его в одном-единственном месте. Понимаешь, о чем я, Дениз? Нет? Нет еще? Ничего, поймешь. Женщина хочет мужчину одним местечком, которое располагается у нее между ног.

Она указала пальцем и надавила рукой на платье. Все замерли.

— Одна маленькая точка, — сказала она. Вот. Убрать эту точку, и знаете, что будет? Желание исчезнет. Правда. Навсегда. Это работает. Так много где делают, это целый обычай в некоторых местах, когда девочке исполняется сколько-то лет. Чтобы не гуляла. Где-то, ну не знаю, в Аравии, Африке или Новой Гвинее. Там это нормально. И я думаю — почему бы так не делать и у нас? Просто уберем эту маленькую точку. Сожжем ее, и все. Выжжем к чертовой матери. И тогда она станет… безупречной.

В комнате на мгновение повисла тишина. Все уставились на нее, не веря своим ушам.

А я верил.

И все, что пытался я осознать вот уже несколько дней вдруг стало предельно ясным.

Я задрожал, словно голышом стоял на жестоком декабрьском ветру. Потому что я видел, я чувствовал запах, я слышал ее крики. Я видел все, что в будущем ждало Мэг, все, что ждало меня — все последствия такого поступка.

И я понял, что в этом я одинок.

Все остальные — включая Рут, со всей ее импульсивностью, превратившей ее в тюремщицу, со всей ее изуверской изобретательностью, со всеми ее разглагольствованиями о том, что было бы, не уйди она с работы, не встреть Уилли-старшего, не выйди замуж, не нарожай детей — все остальные попросту лишены были воображения.

Никто. Ни один из них. Не имел ни малейшего представления.

Ко всему, кроме себя любимых, ко всему, что будет потом, они были слепы.

И я дрожал, да. У меня были причины. Я понимал.

Я был захвачен в плен дикарями. Я жил с ними. Я был одним из них.

Нет. Не дикарями. Точно не дикарями.

Хуже.

Скорее они походили на свору собак или кошек, на стаю безжалостных красных муравьев, с которыми так любил играть Рупор.

Будто совсем другой вид. Существа, только прикинувшиеся людьми, но напрочь лишенные человеческих чувств. Меня засасывало в трясину.

В трясину зла.

Я бросился к лестнице.

Уилли выругался, и я почувствовал, как острие его ножа чиркнуло по рубашке. Я схватился за деревянные перила и рывком подтянулся на лестницу.

Я споткнулся. Подо мной кричала и размахивала руками Рут, рот ее разверзся широкой зияющей пропастью. Уилли схватил меня за ногу и потянул. Рядом стояли банки с краской и ведро. Я швырнул их вниз, и Уилли снова выругался, а вместе с ним и Эдди. Я вырвал ногу и встал, и вслепую кинулся вверх по лестнице.

Дверь была открыта.

Летняя жара окатила меня тяжелой волной. Я не мог кричать. Я задыхался. Я услышал, что они приближаются и спрыгнул с крыльца.

— Быстрей! — завопил Донни.

Внезапно он забрался на меня — сбил меня с ног и выдавил весь воздух из легких, но я оказался быстрее. Я сбросил его и вскочил. Уилли возник сбоку, отрезая мне путь к дому. Нож сверкнул в лучах солнца. Я не стал прорываться.

Я проскочил мимо раскинувшего руки Донни и побежал к лесу.

Я был на полпути, когда Эдди настиг меня, бросившись всем телом в ноги. Я упал, и он оказался на мне — бил, пинал, пытаясь выбить мне глаза. Я перекатился и извернулся. Мне удалось вырваться. Он ухватился за рубашку. Рубашка порвалась, я упал на спину, и тогда Донни тоже влез на меня, и только когда подошел Уилли, почувствовав нож у горла, я перестал сопротивляться.

— Домой, сука, — сказал он. — И чтоб ни слова.

Меня повели назад.

Вид моего собственного дома был пыткой. Я смотрел на него в надежде заметить хоть какие-то признаки жизни, но их не было.

Мы поднялись по ступеням крыльца, а потом снова спустились в холодную, пахнущую краской тьму.

Рут стояла, скрестив руки на груди.

— Дурак, — сказала она. — Куда ты собрался, черт возьми?

Я не ответил.

— Ну что ж, думаю, теперь ты с ней заодно, — сказала она. — Уж не знаю, что с вами всеми делать.

Она покачала головой, после чего рассмеялась.

— Радуйся, что у тебя нет такой маленькой точечки, как у нее. Иначе у тебя был бы серьезный повод для беспокойства.

Дениз захихикала.

— Уилли, иди принеси веревку. Лучше его свяжем, чтоб не бегал.

Уилли сходил в убежище и вернулся с коротким куском веревки. Отдал нож Донни. Тот держал его, пока Уилли связывал мне руки за спиной.

Все наблюдали и ждали.

И в этот раз Донни, похоже, смотрел мне в глаза без проблем.

Разобравшись со мной, Рут повернулась к Рупору и протянула ему спички.

— Ральфи! Готов принять эту честь?

Рупор улыбнулся, зажег спичку и склонился над раковиной. Отпрянул и поднес спичку к одной из свернутых газет.

Отступил назад. Газета ярко запылала.

— Тебе лишь бы что-то поджечь, — сказала Рут и повернулась к остальным. Зевнула. — Кто хочет это сделать?

— Я хочу, — сказал Эдди.

Она посмотрела на него, слегка улыбаясь. Этот взгляд не так давно предназначался лишь мне одному.

Видимо, я больше не был ее любимчиком в квартале.

— Возьми монтировку, — сказала она.

Эдди послушался.

Они поднесли ее к огню. Стояла тишина.

Когда Рут сочла ее достаточно горячей, мы все направились в убежище.

Я не буду этого рассказывать.

Ни за что.

Есть вещи, о которых знаешь: лучше умереть, чем рассказать об этом. Вещи, о которых знаешь: лучше умереть, чем это увидеть.

Я смотрел и видел.

Прижавшись друг к другу, мы лежали во тьме.

Они забрали лампу, заперли дверь, и мы остались одни. Мэг, Сьюзен и я. Лежали на воздушных матрасах, которые Уилли-старший припас для семьи.