Джек Кетчам - Девушка напротив

Думаю, я никогда не слышал от него такого, но еще я думаю, он говорил совершенно искренне.

Дженнингс натянул одеяло Мэг на голову, а Томпсон подошел успокоить Сьюзен, которая плакала, не в силах остановиться. Со смерти Мэг она молчала, и теперь грусть и облегчение вылились в слезы.

Рут и остальные невозмутимо наблюдали.

Дженнингс, которому Мэг пожаловалась на Рут четвертого июля, был убить готов.

С раскрасневшимся лицом, едва сдерживая голос, он обстреливал ее вопросами — и было ясно, что с гораздо большим удовольствием он выпустил бы в нее пару пуль, чем задавать вопросы. Как случилось это? Как случилось то? Как долго она здесь? А это кто написал?

Некоторое время Рут молчала. Просто стояла и ковыряла язвы на лице. Потом сказала:

— Мне нужен адвокат.

Дженнингс сделал вид, что не слышал. Он продолжал расспрашивать, но она говорила только: «Я хочу позвонить адвокату», — словно Пятая поправка могла оградить ее от всех проблем. [25] Пятая поправка к Конституции США освобождает обвиняемого от свидетельства против себя самого.

Дженнингс свирепел все больше и больше. Но это было бесполезно. Уж я-то знал.

Рут была неприступной, как скала.

И, следуя ее примеру, дети были такими же.

А я — нет. Я глубоко вздохнул и старался не думать, что за мной стоит отец.

— Я расскажу вам все, что захотите, — сказал я. — Мы со Сьюзен расскажем.

— Ты все видел?

— Почти, — сказал я.

— Некоторые раны нанесли много недель назад. Ты это видел?

— Кое-что видел. Достаточно.

— Видел?

— Да.

Он прищурился.

— Так ты здесь заключенный или тюремщик, парень?

Я повернулся к отцу.

— Я ни разу не сделал ей больно, пап. Никогда. Честно.

— И ни разу не помог, — сказал Дженнингс.

То же самое я талдычил себе всю ночь.

Только голос Дженнингса скомкал эти слова в единое целое и швырнул мне их в лицо. Я задохнулся на мгновение.

Верно, подумал я. Правильно.

— Нет, — сказал я. — Ни разу.

— Ты попытался, — возразила Сьюзен.

— Правда? — спросил Томпсон.

Сьюзен кивнула.

Дженнингс снова надолго задержал на мне взгляд и тоже кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Поговорим об этом позже. Надо бы позвонить, Фил. Все наверх.

Рут что-то пробормотала.

— Что? — спросил Дженнингс.

Рут произнесла что-то себе под нос.

— Я вас не слышу, леди.

Рут подняла голову. Ее глаза горели.

— Я сказала, что она шлюха . Это она написала! Она! «Я ТРАХАЮСЬ. ТРАХНИ МЕНЯ». Думаете, это я написала? Она сама написала, сама на себе, потому что гордилась этим! Я пыталась ее научить хоть чему-нибудь, хоть какой-то дисциплине, показать, как вести себя прилично. А она написала это мне назло. «Я ТРАХАЮСЬ. ТРАХНИ МЕНЯ». Так и было, она со всеми трахалась. Вот с ним трахалась, это точно.

Она указала пальцем на меня. Потом — на Уилли и Донни.

— И с ним, и с ним тоже! С ними всеми трахалась! И маленькому Ральфи бы тоже дала, если бы я ее здесь не связала, чтобы никто не видел ее ног, ее задницу и ее дырку, потому что она, мистер, ничто иное, как дырка — женщина, которая только и умеет, что раздвигать ноги перед мужчиной, стоит только попросить. Да я ей одолжение сделала! Так что мне насрать на тебя и что ты думаешь. Чертов кусок мяса в форме. Солдафон. Дерьмо. Пошел ты! Это, черт возьми, одолжение…

— Дамочка, — сказал Дженнингс. — Думаю, вам пора заткнуться.

Он наклонился поближе и посмотрел так, будто смотрел на кое-что, во что влез на тротуаре.

— Вы меня поняли, леди? Миссис Чандлер? Пожалуйста, надеюсь, что это так. Вот эту вот грязную пасть, которую вы называете ртом, лучше держите на замке.

Он повернулся к Сьюзен.

— Можешь идти, солнышко?

Она шмыгнула носом.

— Если мне помогут подняться по лестнице.

— Лучше понести, — сказал Томпсон. — Она не тяжелая.

— Хорошо. Тогда ты первый.

Томпсон поднял ее на руки и ушел. Донни и Уилли побрели следом, глядя под ноги, будто боялись споткнуться. Папа пошел за ними, будто теперь стал частью полицейского отряда, следил за ними, и я поплелся сзади. Рут шла сразу за мной, наступая на пятки, словно торопилась поскорей со всем покончить. Я оглянулся и увидел, что Рупор идет почти рядом с ней, а офицер Дженнингс замыкает шествие.

Тогда я заметил кольцо.

Оно блеснуло в лучах света, струившихся в окно задней двери.

Я поднимался по лестнице, но в какой-то миг практически перестал сознавать, где нахожусь. Меня обдало жаром. Перед глазами стояла Мэг и просила забрать кольцо ее матери, попросить Рут, будто бы оно принадлежало не Мэг, будто бы она хотела взять его напрокат, будто бы Рут имела на него какое-то право, будто она не была всего лишь гребаной воровкой, и я подумал о том, через что Мэг прошла еще до нашей встречи, как потеряла тех, кого любила, всех, кроме Сьюзен — и что получила взамен. Эту пародию на мать. Злую шутку, которая отняла у нее не только кольцо, но все: ее жизнь, ее будущее, ее тело — и все во имя воспитания, но не воспитывала, а лишь подавляла ее, толкала к пропасти, и наслаждалась этим, радовалась этому и — ради Бога — свела ее в могилу, где ей теперь лежать целую вечность, не увидеть взрослой жизни, исчезнуть бесследно.

Но кольцо осталось. И во внезапной ярости я решил, что тоже могу толкнуть.

Я остановился, занес руку над ее лицом, широко растопырив пальцы, и увидел ее взгляд — удивленный на мгновение, и напуганный — и опустил на нее руку.

Я видел: она все поняла.

И хотела жить.

Она потянулась к перилам.

Ее рот широко раскрылся.

На мгновение я ощутил пальцами холод ее плоти.

Я знал, что отец уже почти поднялся.

Я толкнул.

Я никогда не чувствовал себя таким сильным, мне никогда не было так хорошо. Ни до, ни после.

Рут закричала, и Рупор потянулся к ней. Офицер Дженнингс сделал то же самое, и первой ступенькой, на которую она ступила, была его, и он не шелохнулся. Банки с краской посыпались на бетонный пол. Рут свалилась за ними, немного медленней.

Она ударилась челюстью о ступеньку, после кувыркнулась, словно акробат, и грохнулась на пол лицом вниз. Рот, нос и щека взорвались под весом тела, рухнувшего, будто мешок с камнями.

Я слышал, как хрустнула шея.

Она неподвижно лежала.

Внезапно комната заполнилась вонью. Я еле сдержал улыбку. Она обделалась, как дитя, и я подумал: так и должно быть. Это хорошо.

Потом внезапно все сбежались внизу, Донни и Уилли, папа и офицер Томпсон, теперь без Сьюзен, и все кричали и окружили Рут, как археологи внезапную находку. Что случилось? Что с мамой? Уилли кричал, Рупор плакал, Уилли точно сошел с ума, согнулся над ней, ощупывал грудь и живот, массировал, пытаясь вернуть ее к жизни.

— Что там случилось, твою мать? — заорал Донни.