Соно Аяко - Синева небес

— Отец маленького Кэна — прокурор.

Тут Фудзио почувствовал, как его тело содрогнулось, словно в него вонзились раскаленные стальные иглы.

— Значит, меня приговорят к смертной казни!

— Не вижу связи.

— Как несправедливы люди! Со мной никогда не поступали честно! Зато теперь хотят меня наказать со всей строгостью!

— Уно-сан, как вам не стыдно! — в голосе Хигаки прозвучали такие нотки, каких Фудзио прежде не слышал. — Что же, по вашему мнению, делать мне? Я ведь подкидыш. Вас родители воспитали в любви и ласке, а мои родители сочли, что я им не нужен. Им было все равно, умру я или останусь в живых. Разве со мной поступали честно? Но я не стал плохим! Я никогда не рассуждал так, как вы. Прежде, чем осуждать родителей, нужно спросить, почему они так поступили. На то, чтобы отказаться от собственного ребенка, должна быть причина. Так говорил мой второй отец, владелец магазина велосипедов. Он подобрал меня и воспитывал как приемного сына.

— Это ложь? Насчет того, что вы — подкидыш! — не сдержался Фудзио. — Ложь!

На губах Хигаки заиграла привычная усмешка.

— Разве можно так выдумывать? Хотя вы, полицейские, привык ли ко лжи. Вам солгать ничего не стоит.

— Это не ложь, — сказал инспектор Номура утомленным тоном. — Разве станет Хигаки сочинять такое?

Измученный Фудзио молчал.

— Ты слышал о таком приеме, когда человеку наносят удар под ложечку, а потом душат?

Фудзио молчал. Он думал о том, что не признается больше ни в чем, даже если сегодня ему придется умереть.

— Ты знаешь девушку по имени Каё Аоки?

— Каё Аоки? — повторил Фудзио, словно попугай, даже не пытаясь вспомнить имя и саму девушку. — Она работала продавщицей в видеосалоне?

— Нет, она была ученицей школы высшей ступени.

— Нет, такой не знаю.

Фудзио старался не проявлять эмоций, хотя на самом деле он уже вспомнил ту девицу. Она сидела в электричке, выставив ноги в проходе. Фудзио споткнулся о них и предложил ей заняться сексом — в счет возмещения ущерба или оплаты лечения. Она сказала, что согласна, если он не будет требовать с нее денег.

— Не можешь не знать. Эта девушка тоже была в твоей машине. Улики подтверждают это. В твоей машине обнаружены ее волосы.

Фудзио молчал. Если они уже все знают, что им еще нужно? Ему просто нечего сказать. Он молчал. Поясницу сковывала чудовищная боль. Когда Фудзио пытался принять другую позу, боль не только не отпускала, а становилась совсем непереносимой. Фудзио пришла в голову мысль, что смерть была бы избавлением. Если он умрет, боль в пояснице умрет вместе с ним.

Фудзио старался думать о чем-то приятном и игнорировать вопросы полицейских. Сейчас он мог думать только о встрече с Юкико.

…Фудзио снова видел в саду голубые цветы вьюнков «Синева небес» и подходил к двери ее дома. Он открывал входную дверь, и из глубины дома доносился ее беспечный голос: «Да-да!», но сама она никак не появлялась.

Когда Фудзио, наконец, увидел лицо Юкико, он постарался скрыть от нее свою радость и, нахмурившись, строго спросил:

— Что же ты дверь на ключ не запираешь? Это опасно.

— Возможно. Но к нам никто не ходит.

— А я не в счет? Будь осторожна. В мире много плохих людей.

Обдумав этот воображаемый диалог, Фудзио нашел его странным, но в мечтах он радостно рассмеялся. Сейчас Фудзио даже не хотелось думать о том, придет ли когда-нибудь день этой встречи. Если она и состоится, то очень-очень нескоро. При этих мыслях ему казалось, что его покидают жизненные силы.

Фудзио не задумывался о том, что, убивая, он сам лишил себя встреч с Юкико. Наверное, это было крайне «неосмотрительно».

Если когда-нибудь он снова посетит дом Юкико, где цветут те вьюнки… Тут Фудзио даже содрогнулся при мысли о том, что к тому времени она может умереть. Но если в том доме не будет Юкико, Фудзио разрыдается на пороге.

Сможет ли он добиться встречи с Юкико? Если ему это не удастся, он даже в мечтах не увидит ее дом. Сейчас Фудзио прекрасно понимал заключенных, решившихся на побег из тюрьмы. Он тоже начал обдумывать самые невероятные способы сбежать из этого места.

В тот вечер допрос закончился почти в десять вечера.

Он попытался встать со стула, но от пронзившей поясницу боли не смог сразу подняться. Письмо Юкико по-прежнему лежало на столе. Фудзио решил взять его с собой в камеру, чтобы перечитать.

— Письмо останется у меня, — сказал Хигаки.

Фудзио разозлился:

— Так это же мое письмо!

— Поэтому я и возьму его с собой. Оформлю для вас документ, что беру письмо на временное хранение, — сказал Хигаки, стараясь успокоить Фудзио.

— Отбираете?

— Беру на хранение. Сейчас подготовлю документ.

Фудзио вскочил со стула, но тут же был вынужден смирить свой гнев и сесть.

— Кстати, я до сих пор ничего не решил насчет адвоката, — сказал Фудзио.

— Вам не понравился адвокат, что приходил к вам?

— Его прислал мой шурин. Он наверняка попросил его подставить меня. В этом письме мне предлагают помощь — все, что угодно. Вы не могли бы сообщить Юкико Хате о моей просьбе? Пусть она найдет адвоката.

— Среди ее знакомых есть адвокат?

— Этого я не знаю, но чем-то она поможет. Это моя просьба.

В полицейском управлении Миуры насчитывалось пять маленьких камер предварительного заключения — таких же, как камера Фудзио.

Каждая из них была площадью в девять квадратных метров с пробковым покрытием. В новых полицейских участках камеры делали такие, чтобы заключенные не жаловались, что им приходится спать на голых досках. Такой пробкой застилают полы в яслях и детских садах. Идиот-охранник хотел осчастливить Фудзио, заявив, что пробка — очень дорогой материал. Фудзио счел это враньем. Правда, человек из соседней камеры разъяснил, что есть разные сорта пробкового дерева.

Фудзио находился в камере один. Камеры располагались в форме буквы «L» и стол охранника стоял так, чтобы он мог видеть двери всех камер. Заключенным предписывалось хранить молчание, а охраннику — следить за заключенными, но иногда он отлучался на короткое время. Конечно, это были считанные минуты, но и в редкие мгновения Фудзио удавалось многому научиться.

В одной из камер сидел мужчина, хорошо знавший тюремные порядки. Рядом сидел странный тип, обращавшийся к охраннику со словом «сэнсэй». [50] Сэнсэй (буквально: учитель) — обращение к представителям интеллигенции. Фудзио видел его лишь мельком, но понял, что ему лет сорок, и рассмотрел наметившуюся на темени плешь.

Однажды, улучив момент, когда охранник отошел, Фудзио окликнул сосед:

— Эй, у тебя что, спина болит?

Фудзио подумал, что он обращается к кому-то другому.

— Сосед, ты ночью стонал.

— Извини, если громко. Меня заставляют сидеть слишком долго.