Борис Старлинг - Мессия

— Если я сейчас толкну вас, стул на котором вы сидите, с треском повалится назад и придавит кисти ваших рук. Существует немалая вероятность того, что вы сломаете как минимум одну из них, а может быть, и обе. Возможно, пару пальцев. Или запястье. Я прошу вас не раскрыть мне ваш источник, мистер Паркин, но подтвердить его идентичность. Отсюда, — он машет записной книжкой, — я уже почерпнул, что требуется. Единственное, что мне нужно, — это подтверждение, чтобы не осталось никаких сомнений. Для очистки совести, если хотите.

— Если вы нанесете мне телесные повреждения, я подам на вас в суд.

— Вы полагаете, что сможете писать сломанной рукой? Или печатать?

— Клянусь Богом, я вчиню иск.

Паркин елозит на стуле, пытаясь освободить руки. Страх, таящийся за угрозами Паркина, только возбуждает Реда: он чувствует себя котом, играющим с мышью.

— Право же, мистер Паркин, вы создаете для себя немалые проблемы из-за такой мелочи.

Ред начинает распрямлять ногу, надавливая на грудь журналиста. Стул заваливается на задние ножки. И человек, и стул пребывают в шатком равновесии. Все зависит от Реда. Все в его власти.

Паркин не выдерживает.

— Ладно. Это Дункан Уоррен. Он мой информатор. Довольны?

Журналист опускает глаза, стыдясь своей трусости. Ред убирает ногу, позволяя стулу снова встать на четыре ножки.

— Спасибо. Полагаю, что после того, как вы выдали мне своего информатора, вам не придет в голову кричать о нашей беседе на каждом углу, не так ли? Потому что, если люди узнают, с какой легкостью вы разглашаете содержимое своей записной книжки, вам перестанут доверять и вы не сможете добывать сенсационные материалы. Таким образом, мы оба заинтересованы в том, чтобы не предавать огласке подробности этой встречи, не так ли?

Ред расщелкивает наручники. Паркин вытягивает руки перед собой и потирает запястья в тех местах, где жесткий пластик врезался в кожу.

Ред вручает Паркину его записную книжку. Тот хватает ее и торопливо сует во внутренний карман.

Они молча спускаются в лифте на первый этаж и расстаются, не обменявшись рукопожатиями.

Когда Ред заходит в кабинет, Дункан там один. Он перекусывает. Между коричневыми ломтиками хлеба виден краешек ломтика сыра бри. При виде Реда Дункан поднимает руку в приветствии.

— А где Джез и Кейт? — спрашивает Ред.

— Пошли подкрепиться, — отвечает Дункан, прожевав кусок сэндвича.

— Ну и ладно. Вообще-то я хотел поговорить с тобой.

Дункан отпивает глоток колы.

— Валяй.

Одно слово. Одно слово, отражающее стремление понять.

— Почему?

— Что почему?

— Почему ты сделал это, Дункан?

— Что я сделал?

— Спутался с газетчиками.

— Я этого не делал.

Ред вскакивает и обрушивает кулак на стол.

— Еще как делал, мать твою! Я видел твое имя в контактной книжке Паркина. Он рассказал мне, что это был ты. Так почему? С чего это тебе приспичило всем нам нагадить?

Ярость Реда подавляет волю Дункана, и его намерение все отрицать улетучивается, словно воздух из проколотого воздушного шара.

— Из-за денег, — тихо говорит он.

— Денег?

Ред снова садится.

— Да.

— Они заплатили тебе?

— Да.

— Сколько?

Дункан опускает глаза.

— Сколько, Дункан?

— Двадцать штук.

— Двадцать штук.

— Они были нужны мне. Мне позарез нужны деньги. На мне ведь алименты висят. За школу Сэма платить надо. Хелен живет с этим дрочилой Энди, но доит меня исправно. Я по уши в долгах, все заложено и перезаложено, того и гляди жилье опишут. Как ни пытаюсь крутиться, но нашего жалованья на всю эту хрень не хватает. Хоть ты сдохни, а не хватает.

— Кто из вас к кому подкатил?

— Хм… Трудно сказать. Наверное, каждый со своей стороны. В понедельник вечером я выпивал со своим старым информатором, репортером криминальной хроники, который работает на «Ньюс оф зе уорлд». Мы просто болтали о том о сем, как всегда за выпивкой, и он между делом, не имея в виду ничего конкретного, спросил, нет ли у нас в разработке интересного дельца. Я, ясное дело, сказал: «Нет», да, видать, не больно уверенно, потому что он вцепился в меня, как клещ. Слово за слово, а потом, как бы в шутку, спросил, сколько будет стоить расколоть меня на информацию. Я, тоже в шутку, поинтересовался, сколько он может предложить. Вроде бы пустой треп, который легко прервать в любую минуту, но где-то по ходу дела все это стало очень серьезным. В общем, я сказал, что подумаю, и мы договорились встретиться на следующий вечер.

— И?

— На следующий вечер он познакомил меня с Паркином. Мы поторговались немного и остановились на двадцати штуках.

— И много ты тогда натрепал ему об этом деле?

— Самую малость. Ровно столько, чтобы пробудить в нем интерес.

— «Самая малость» — это что?

— Только то, что некий серийный убийца возомнил себя Иисусом Христом и собирает апостолов.

— И это, по-твоему, «самая малость»? Не удивительно, что он заинтересовался. И когда же ты сел вместе с Паркином и слил ему информацию?

— Вечером в среду, а потом еще в пятницу. За один присест столько было не выложить.

— Дункан, последнюю неделю мы работали сутки напролет и уходили отсюда чуть ли не каждый вечер не раньше десяти, а то и одиннадцати часов. Когда же ты, на хрен, выискивал время?

— После того как мы заканчивали. Поздно ночью.

— И ты рассказал ему обо всем?

— Обо всем, кроме подписи убийцы.

— А он этим интересовался?

— Да. Он особо выспрашивал, не оставлял ли убийца какого-нибудь знака.

— И ты сказал…

— Я сказал: «Нет». Я знал, что, если расскажу ему о языках и ложках, мы, возможно, никогда не поймаем Серебряного Языка.

— Не «мы», Дункан. Уже нет. Ты отстранен.

Дункан не двигается. Ред встает.

— Идем. Я прослежу, чтобы ты покинул здание.

— А как мои вещи?

— Их тебе пришлют, я позабочусь. Пошли.

— Могу я попрощаться с Джезом и Кейт?

Грешник, все еще надеющийся на прощение.

Ред хватает его за грудки.

— Какого хрена, Дункан? Из всех людей на свете эти двое хотят видеть тебя меньше всего. Не считая меня, конечно. Шевелись.

Во второй раз за полчаса Ред спускается на лифте в молчании. Они пересекают холл, причем ничто в их облике и поведении не указывает на конфликт. Уже у самых дверей Реду приходит в голову спросить кое о чем еще:

— В тот, второй вечер у меня дома, когда Кейт настаивала на огласке, а ты возражал, ты уже обдумывал эту сделку? Настаивал на секретности, чтобы использовать ее для собственной выгоды?

Молчание Дункана красноречивее любого ответа.

Ред забирает у Дункана пропуск. Он смотрит, как Дункан переходит улицу и спускается в метро на станцию «Сент-Джеймс-парк». Сумасшедшая старуха, которая торчала там в то утро с плакатом, возвещающим о всемирном еврейском заговоре, исчезла.