Коди Макфейден - Лик смерти

— По-моему, ты здорово придумала!

Бонни засияла от счастья, и я стала потихоньку оттаивать. Показав на телевизор, она вопросительно взглянула на меня. Бонни обожала мультики. «Хочешь посмотреть со мной?» — спрашивали ее глаза.

— Ну конечно!

Я раскрыла объятия, и девочка прильнула ко мне. Мы стали смотреть телевизор, и я, проникаясь ее теплом, надеялась изгнать из своей души надоевший дождь. «Кактус так кактус, — подумала я. — Да здравствует солнце!»

Утром я пыталась успокоить Сару. При встрече с Элайной ее охватила новая волна страха и тревоги. Сара даже попятилась к двери.

— Нет, — сказала она, и в ее широко раскрытых глазах засверкали нерастраченные слезы. — Нет, ничего не выйдет. Только не здесь.

Я догадалась, что с ней происходит. Сара сразу же почувствовала доброту Элайны и увидела в ней Дэзире и свою маму.

— Сара, милая, — успокаивающе сказала я.

Она не сводила с Элайны глаз.

— Ни за что! Только не она!

Не обращая внимания на меня, Элайна шагнула вперед. Сострадание и боль отразились на ее лице.

— Сара, — сказала она нежным и очень ласковым голосом, — я хочу, чтобы ты жила здесь. Ты слышишь меня? Я знаю, как это опасно, но я хочу, чтобы ты жила с нами.

Сара безмолвно смотрела на Элайну и мотала головой.

Элайна показала на свою лысую голову:

— Посмотри-ка сюда. Это — рак. Я его победила. А знаешь, что еще? Шесть месяцев назад здесь появился человек, который схватил меня и Бонни. Он хотел нас убить. Но мы победили его, — сказала она и показала на всех нас: на себя, на меня и на Алана с Бонни. — Мы победили его все вместе.

— Не-е-е-т, — застонала Сара.

Теперь уже Бонни шагнула вперед. Она взглянула мне в глаза и показала на себя. Я нахмурилась, пытаясь понять. Бонни вновь показала на себя, а затем на Сару. Мы все стояли как вкопанные, глядя на нее. А через несколько минут до меня дошло.

— Ты хочешь, чтобы я рассказала ей о тебе?

Бонни кивнула.

— Ты уверена?

Она еще раз кивнула.

Я повернулась к Саре:

— Энни, мама Бонни, была моей лучшей подругой. И человек, который позже покушался на жизнь Элайны и Бонни, убил ее. Затем он привязал Бонни к трупу ее мамы. Я нашла их лишь через три дня.

Теперь Сара смотрела на Бонни.

— И знаешь, где он теперь? — спросил Алан. — Он мертв. А мы все еще здесь. Нам приходилось бывать и не в таких переделках. Так что о нас ты не беспокойся, позволь нам побеспокоиться о тебе. Это мой дом, и я тоже хочу, чтобы ты здесь жила.

Сара колебалась, но я чувствовала: она хочет остаться. Бонни первая разбила лед отчуждения. Она подошла к Саре и взяла ее за руку. Мы замерли в ожидании.

Сара опустила плечи. Она не могла говорить, лишь кивнула. Совсем как Бонни, подумала я. И тут же моя приемная доченька посмотрела мне в глаза и грустно улыбнулась.

— Эй, а обо мне вы забыли? — заявила Кирби — она и так уже слишком долго молчала. — Я здесь и готова расправиться хоть с медведем! — Кирби широко улыбнулась, продемонстрировав белоснежные зубы, а ее хищные глаза засверкали. — А если этот придурок появится, значит, он действительно придурок!

Свежезаваренного кофе в это утро не предвиделось, но по крайней мере хоть дождь перестал. Мои коллеги вновь собрались в приемной. Видок у всех был тот еще, куда вчерашняя бодрость девалась. Даже Келли не шутила.

В дверях возник заместитель директора Джонс с пластиковым стаканом с кофе. Он не извинился, что заставил нас ждать; впрочем, на его извинения никто и не рассчитывал. Он же начальник. Опаздывать — его право.

— Ну, давайте, начинайте, — сказал Джонс.

— Хорошо, — сказала я. — Начнем с тебя, Алан.

Я знала, что Алан вернулся сюда вчера вечером, чтобы покопаться в биографии Лэнгстромов.

— Прежде всего о дедушке Лэнгстроме. Это отец Линды, и на самом деле он — дедушка Уолкер, Тобиас Уолкер.

— Постой-ка, — сказал Джонс, отставив свой стакан. — Я не ослышался? Ты сказал «Тобиас Уолкер»?

— Да, сэр.

— Вот дерьмо!

Все посмотрели на Джонса. Он помрачнел.

— Агент Торн, я сегодня дал вам список полицейских и агентов из оперативной группы, которая занималась делом о торговле людьми. Загляните-ка в него.

Келли просмотрела страничку, лежавшую перед ней.

— Вот, нашла. Тобиас Уолкер, работал в полиции Лос-Анджелеса.

Я была поражена. Меня вновь захватило ощущение нереальности, смешанное с безудержным волнением.

— И еще одно имя, которое вам уже знакомо, — сказала Келли. — Дэйв Николсон.

— Николсон? — нахмурился Джонс. — Из полиции Лос-Анджелеса, здоровый такой парень. Отличный полицейский. Вы о нем что-то знаете?

Я рассказала вкратце о вчерашнем событии. Новость сразила Джонса.

— Самоубийство?! И его дочь в заложницах?

Джонс собрался схватить свой стакан с кофе, но передумал и провел рукой по волосам. Я не могла понять, что он чувствовал: ярость или испуг. А может, и то и другое.

Внезапно меня осенило, и в моем воспаленном мозгу, словно солнце, взошло понимание.

— А что, если…

Все вопросительно посмотрели на меня. Все, я заметила, кроме Джеймса. Он замер, глядя в пустоту. «Понял то же, что и я? Может быть. Скорей всего».

— Послушайте, — взволнованно произнесла я. — Что мы имеем? Оперативную группу, потерпевшую неудачу, вероятно, вследствие внутренней коррупции. Месть как мотив. Несколько ключевых посланий. Первое — для Кэтти Джонс. Полицейский жетон и фраза: «Символы — они символы и есть». Второе — для Николсона: «Этот человек отвергает символы. Никаких символов, это важно». Объединим эти факты с уже нам известными. Ну, какие будут соображения?

Никто не проронил ни слова, кроме Джеймса. Он все понял, догадался одновременно со мной. Лодка и река, река и дождь.

— Преступник имеет в виду коррупцию. Если кто-то носит жетон — это еще не значит, что он хороший парень. Символы — они символы и есть.

Глаза Алана засветились.

— Ну конечно! Мы ошибались. Месть — это мотив, но не торговцев людьми он хотел наказать. Вот почему Варгас так легко отделался. Преступнику были нужны члены опергруппы. Вернее, тот, кто сдал местонахождение конспиративной квартиры и несчастных детей.

Наступила тишина. Постепенно суть дошла до всех. Озвученная Аланом версия была похожа на правду.

— Сэр, — обратилась я к Джонсу, — что вы помните о Тобиасе Уолкере?

Джонс потер лоб.

— Слухи, больше ничего. Уолкер был даже круче Халибартона. Отвратительный тип. Расист. Всегда ходил с дубинкой и все такое… В числе прочих его основательно потрясли после нападения на конспиративную квартиру.

— Почему?

— Отдел служебных расследований полиции Лос-Анджелеса три раза брался за дело по подозрению его во взяточничестве. Уолкер всегда выходил сухим из воды, но слухи оставались. В частности, говорили, что Уолкер связан с организованной преступностью. Хотя доказать ничего не удалось. Уолкер умер от рака легких в 1983 году.