Хуан Гомес-Хурадо - Тайный агент Господа

— Кардинал Шоу, вам придется многое объяснить.

— Не понимаю, о чем вы говорите…

— Кардинал, ради Бога.

Шоу расправил плечи. К нему вновь возвращалось высокомерие, его извечная гордыня, как раз его и сгубившая.

— Иоанн Павел Второй в течение многих лет готовил меня к тому, чтобы я продолжил его труд, генеральный инспектор. Вы знаете лучше других, что может произойти, если верховная власть в церкви окажется в руках неподобающих и безнравственных людей. Я верю, что сейчас вы поступите так, как следует — в интересах церкви, друг мой.

Чирину понадобилось полсекунды, чтобы оценить сказанное.

— Разумеется, я так и сделаю, Ваше Высокопреосвященство. Доменико?

— Инспектор, — отозвался один из агентов (все как на подбор в черных костюмах и галстуках), сопровождавших шефа.

— Кардинал Шоу покинет сейчас ризницу, чтобы отслужить мессу в базилике.

Кардинал улыбнулся.

— Затем вы, в паре с другим агентом, эскортируете Его Высокопреосвященство до места нового назначения: в монастырь Альберграц, расположенный в Альпах, где у кардинала будет возможность в уединении подумать о своих деяниях. Также ему представится шанс всерьез заняться альпинизмом.

— Опасный вид спорта, как я слышал, — прокомментировал Фаулер.

— Чрезвычайно. Чреватый несчастными случаями, — подтвердила Паола.

Шоу утратил дар речи. В выразительном молчании разворачивалась грандиозная драма — крушение личности, и этот мучительный процесс практически шаг за шагом могли наблюдать все присутствовавшие. Он низко опустил голову, и жирные складки двойного подбородка растеклись по его груди. Он вышел из сакристии под конвоем Доменико, ни с кем не простившись.

Генеральный инспектор встал на колени перед Фаулером. Паола поддерживала голову священника, одновременно зажимая рану своим пиджаком.

— Позвольте мне.

Инспектор отвел руку Диканти. Импровизированная повязка уже пропиталась кровью, и он заменил ее собственным скомканным жакетом.

— Спокойно, «скорая» уже едет. Мне объяснят, откуда взялись входные билеты на цирковое представление?

— Мы обошлись без ваших касс, инспектор Чирин. И воспользовались кассой Святой службы.

Чирин слегка вздернул бровь. Паола поняла, что таким образом этот невозмутимый человек демонстрирует высший градус изумления.

— О, ну разумеется. Старина Гонтас Ханер, неисправимый трудоголик. Вижу, у него более лояльные критерии к выдаче пропусков в Ватикан.

— Зато цены намного выше, — пробормотал Фаулер, подумав о тяжелой беседе, предстоявшей ему на следующий день.

Чирин понимающе кивнул и крепче прижал пиджак к ране священника.

— Это, я полагаю, можно уладить.

И тут появились два санитара со складными носилками.

Пока парамедики занимались раненым, в базилике, у двери в ризницу, восемь министрантов и два священника (оба с кадилами) дожидались, выстроившись в две шеренги, кардиналов Шоу и Полжика. Часы показывали четверть первого — давно пора начинать службу. Старший священник испытывал сильный соблазн послать какого-нибудь министранта осведомиться, что происходит. Может, сестры, следившие за порядком в сакристии, не смогли подобрать соответствующее облачение? Но по протоколу всем участникам церемонии полагалось стоять наготове в ожидании целебрантов.

В конце концов из дверей, ведущих в храм, вышел кардинал Шоу — один. Министранты проводили его к алтарю Святого Иосифа, где должно было состояться богослужение. Верующие, находившиеся ближе всего к кардиналу во время мессы, шепотом делились наблюдениями, что кардинал, наверное, очень любил Папу Войтылу: Шоу проплакал всю литургию.

— Успокойтесь, он вне опасности, — сообщил один из парамедиков. — Мы срочно едем в больницу, чтобы ему как следует обработали рану, но кровотечение прекратилось.

Санитары подняли Фаулера, и в этот момент Паолу осенило: разрыв с родителями, отказ от наследства, чувство глубокой обиды. Она жестом остановила санитаров.

— Теперь я понимаю. Маленький личный ад, в котором вам обоим суждено было побывать. Вы отправились во Вьетнам, чтобы убить своего отца, правильно?

Фаулер обомлел. Удивление его было столь велико, что он забыл про итальянский и заговорил по-английски:

— Простите?

— Гнев и обида, вот что повлекло вас на войну. — Паола ответила негромко и тоже по-английски, не желая, чтобы санитары поняли, о чем речь. — Ненависть к отцу и холодная неприязнь к матери. Категорический отказ принять наследство. Вы хотели порвать всякую связь с семьей. И ваши рассуждения об аде в беседе с Кароским. Ее расшифровка имелась в досье, которое вы мне дали. И это все время было у меня под носом…

— К чему вы клоните?

— Теперь я понимаю, — сказала Паола, склоняясь к носилкам и дружески положив руку на плечо священника, который с трудом подавил болезненный стон. — Я понимаю, почему вы согласились работать в институте Сент-Мэтью, как и то, что сделало вас таким, какой вы есть. Ваш отец насиловал вас, когда вы были ребенком, так? И ваша мать знала об этом. В точности, как случилось с Кароским. Потому Кароский питал к вам почтение. Ибо вы находились на разных концах одного пути. Вы предпочли стать настоящим человеком, он же сделал иной выбор и превратился в чудовище.

Фаулер ничего не сказал на это, впрочем, ответ и не требовался. Санитары вновь двинулись вперед. Фаулер нашел в себе силы, чтобы заглянуть Паоле в лицо и улыбнуться:

— Берегите себя, dottora.

В карете «скорой помощи» Фаулер мужественно боролся с беспамятством. Стоило ему на миг смежить веки, как знакомый голос вернул его к действительности:

— Здравствуй, Энтони.

Фаулер усмехнулся:

— Здравствуй, Фабио. Как твоя рука?

— Чертовски неважно.

— Тебе невероятно повезло на той крыше.

Данте смолчал. Вместе с Чирином они сидели на банкетке, протянувшейся вдоль кабины машины. Суперинтендант бравировал циничной ухмылкой, несмотря на загипсованную левую руку и лицо, сплошь покрытое ссадинами. Генеральный инспектор сидел со своим обычным видом заядлого игрока в покер.

— Итак? Как вы собираетесь меня убить? Меня ждет цианид в пакете с консервированной кровью при переливании, вы позволите мне истечь кровью, или это будет классический выстрел в затылок? Лично мне больше нравится последний вариант.

Данте невесело рассмеялся:

— Не искушай меня. Возможно, когда-нибудь так и произойдет, но только не теперь, Энтони. Это путешествие с билетом в оба конца. Подождем до лучших времен.

Чирин с непроницаемым выражением лица посмотрел священнику прямо в глаза:

— Я хочу поблагодарить тебя. Ты оказал нам огромную услугу.

— Я делал это не ради тебя или твоего знамени.