Виктория Платова - Ужасные невинные

– Красивым чем?..

– Ну… Ты же сам понимаешь.

Нуда. Я – понимаю. Во мне и правда нет никаких видимых изъянов; пусть я не модель, но назвать меня уродом язык не повернется. Так почему бы Ей не полюбить меня, не соплячке -

Ти-на-тин?..

– Значит, я тебе нравлюсь?

– Очень.

От легкого смущения, если оно и было, не осталось следа. Да и чего бы мне стесняться? Кого? Кому придет в голову краснеть и прикрывать пах при виде лилий, кувшинок, болотной осоки, растрескавшихся от зноя камней, речного ила, водомерок, стрекоз, почти касающихся крыльями воды; при виде лягушонка.

Деталь пейзажа – Лягушонок не более чем деталь пейзажа. К тому же не самая симпатичная.

– У тебя есть девушка? – спрашивает Лягушонок.

– Есть.

– А как ее зовут?

– Тинатин.

Лягушонка едва не плющит от приступа свежеиспеченной ревности. И все же она находит в себе силы спросить:

– Странное имя. Твоя девушка – русская?

– Русская? Да, пожалуй.

Я и понятия не имею, русская ли Тинатин. Со мной она разговаривала без всякого акцента, но я не удивился бы, встретив ее во франкфуртском аэропорту, у стойки регистрации на транзитный рейс «Абердин – Макао». Совсем бы не удивился. Хотя русские видны всегда. О Тинатин этого не скажешь, она могла быть парижанкой, живущей в Сан-Франциско, или новозеландкой, путешествующей по Индонезии, или гречанкой, спускающей деньги в монакских казино. Она могла быть кем угодно, но больше всего похожа… похожа… на рекламный плакат. Эта мысль посещает меня только сейчас – рекламный плакат. Обычные товары и услуги слишком мелки для Тинатин, слишком прозаичны, но ЖИЗНЬ КАК ТОВАР – это бы подошло. Жизнь – роман, жизнь – дерьмо, жизнь – босанова, почему нет? Жизнь как вдох, жизнь как выдох, как езда на бешеной скорости, как покусывание веточки орешника; жизнь – как жизнь, жизнь – как смерть, да мало ли что еще можно придумать о жизни? Есть еще странное слово фаду, его значения я не знаю, и потому оно подходит Тинатин больше всего.

– …Только она не психопатка. Не извращенка и не любительница группового секса.

– И не клептоманка?

– Нет.

Я не могу поручиться ни за одно из своих высказываний.

– А как она относится к Земфире?

– Никак.

– И… И ты ее любишь?

– Очень. Безумно. Страшно. До потери пульса. С ума по ней схожу.

Лягушонок запускает в меня гелем для душа. Тренировки на Муки напрасно не прошли, и мне пришлось бы туго, но реакция меня не подводит. Я, как заправский ватерполист, наполовину выскакиваю из воды, перехватываю летящий прямо мне в голову гель и отправляю его обратно.

Есть!

Тяжелый пластик попадает Лягушонку прямо в физиономию, из носа фонтаном брызжет кровь, картина не из приятных. Кровь действует на соплячку отрезвляюще. Она не визжит, подобно Муки, она переносит боль молча.

– Твоя девушка красивая? – спрашивает Лягушонок окровавленным ртом.

– Очень.

– А я?

Стоит ли мне отвечать на провокационные вопросы? Тем более что и я, и Лягушонок знаем ответ: нет ничего, что могло бы привлечь в соплячке, – даже ее вызывающая некрасивость. Некрасивость без изюминки, не облагороженная сочинительством crimi, исполнением джазовых импровизаций, вождением вертолета и легких самолетов, даже сноуборд ей не по зубам.

– Ты? Ну… Ты русская. Этого мало?

– Этого достаточно.

До сих пор соплячка лыбилась. Теперь она улыбается. Ее улыбка похожа на улыбку Билли, когда я сообщил Билли, что верю в ее будущую славу. Это улыбка благодарности. У Билли – ничем не замутненная, у соплячки – приправленная ярко-алой детской кровью.

– Я бы хотела написать книгу, но не буду, – сообщает соплячка.

– Почему?

– Потому что мамахен их пишет.

– А ты их читаешь?

– Еще чего. Я их и в руки не беру!..

– Надо бы смыть кровь, – советую я соплячке. – Не очень больно?

– Не очень. Даже приятно.

Соплячка наклоняется к воде, зачерпывает ее горстью и ополаскивает лицо, при этом несколько красных капель падают на поверхность, ничего нового к цвету воды (по-прежнему розоватой) они не прибавляют. Хотя…

Они и не расплываются.

Не исчезают. С соплячкиной кровью происходит то же самое, что и с кровью всех остальных: она живет своей тайной жизнью.

Она оставляет знаки.

Вот и сейчас капли, упавшие в воду, сбиваются в стайку, вытягиваются стрункой, извиваются змейкой. Болотной гадюкой, так будет вернее. Я как будто бы вижу ее голову, приподнявшуюся над водой. Поблизости нет камышей, поблизости только я, вот гадюка и устремляется ко мне. Интересно, видит ли это соплячка?.. Если бы я был один, я бы уже давно выскочил, перемахнул через бортик ванной. Но делать это в присутствии Лягушонка – хуже не придумаешь. Не хватало еще быть осмеянным соплячкой за излишнюю мнительность.

– Ас папашей у тебя такие же теплые отношения?

– Ну-у… – Лягушонок морщит лоб. – Он швед, а я русская. Какие у нас могут быть отношения?

– Но ведь ты тоже наполовину шведка.

– Ха-ха. Это худшая моя половина, и я предпочитаю о ней не вспоминать.

Пока я заговариваю Лягушонку зубы, болотная гадюка приблизилась ко мне вплотную. То ли кровь соплячки, из которой она состоит, чем-то кардинально отличается от той, что я уже видел, то ли воображение мое разыгралось не на шутку, но теперь это и правда гадюка. Без всяких скидок на фантасмогоричность происходящего. Она реальна, реально ее тело, слегка погруженное в воду, переливающееся всеми оттенками красного… Как называлась картина, подаренная мне барменом «Че…лентано»?

«Че загоняет живность в Ковчег». Вот как.

Я оставил ее в багажнике «Тойоты Лэнд Крузер», брать ее с собой в Стокгольм было бы недальновидно, ведь я летел в Швецию по документам Макса Ларина, к чему усугублять свое положение проблемами с таможней? Вывоз незадекларированных и не оформленных документально культурных ценностей – я мог бы нарваться и на такое.

«Че загоняет живность в Ковчег», снести бы со стен все постеры Земфиры и повесить Че!.. Никто бы и не заметил разницы, Че такое же медийное лицо, как и Земфира, а есть еще Элвис, а есть еще Иисус. Такие же продукты общества массового потребления, от них время от времени случается изжога, я знаю по меньшей мере одного человека, у кого случается изжога:

Билли.

Билли и сама мечтает стать медийным лицом и потому ненавидит все остальные медийные лица как потенциальных конкурентов.

«Че загоняет живность в Ковчег», болотная гадюка – одна из тварей, предназначенных для ковчега, даже такая: переливающаяся всеми оттенками красного, наскоро состряпанная из случайных капель. Королева змей. Я наблюдаю за ней в полном оцепенении, в полной прострации. Гадюка делает круг почета вокруг моей руки, вокруг моего плеча (того, что со шрамом) – и…