Андраш Тотис - Циклы Альбер Лелак-Инспектор Демура. Романы 1-6

— А с какой стати надо отстегивать двадцатку этому Пепе?

— Чтобы попасть в лабораторию. Если бы ваш приятель сказал, что он от Пепе, мы бы его и пальцем не тронули. Понятно?

— Нет, — подумав, ответил Альбер. — Пепе платит вам, что ли, чтобы вы избивали посторонних?

— Ничего он нам не платит. Но ведь в наших интересах, чтобы посторонние не совались, разве не ясно!

— Послушай, парень! — взревел Буасси на переднем сиденье. — Если вы и без того лупцуете чужаков, то за что гребет деньги Пепе?

Делькур промолчал, и Альбер демонстративно вздохнул.

— Ну его к черту! Нам все равно друг друга не понять. Если они по доброй воле отдают свои кровные денежки какому-то негодяю, это их дело.

— Один не захотел платить, — Делькур снова перешел на шепот, но на сей раз они не стали придираться, оба молча ждали, когда он вновь заговорит. — Этого человека на заводе больше не видали.

— Ты не смог бы с ним справиться, что ли?

— Я не трусливого десятка, но с Пепе опасно связываться. Он глотку располосует и глазом не моргнет. И дружков у него хоть отбавляй. Проще заплатить. На вашем месте я бы все-таки его поостерегся.

— На заводе у него тоже есть дружки?

— Наверняка. У него везде свои люди.

— Врач или сестры?

— Нет. Но швейцара он подкармливает — готов голову дать на отсечение.

— Знаешь этого человека? — Альбер извлек из кармана фотокарточку Риве и поднес ее к глазам Делькура. Снимок был выполнен перед вскрытием, но фотограф превзошел самого себя. Покойник выглядел как живой.

— Тони. Когда-то был хорошим гонщиком.

— Он тоже платит?

— А-а… Это же дружок Пепе, их водой не разольешь.

— Где сейчас этот Пепе?

— Пропал. И Тони тоже куда-то провалился. Даже доктор его разыскивал. С ним начали проделывать какое-то исследование и не могли закончить. Сами понимаете.

— Ну, а про этого что скажешь? — На свет божий была извлечена фотография Дюамеля.

— Видел я его. На днях он разговаривал с Риве в пивной.

— Не слышал, о чем говорили?

— Нет. Но факт, что о деле, сразу видно было. Забились в угол, и Тони все зыркал по сторонам, не следят ли за ними. Я старался не смотреть в их сторону.

— Риве тоже опасен?

— Не слишком. Но зато уж дружок его…

— Я вот еще чего не понимаю, — сказал Альбер, задумчиво глядя на высокого, тощего, взлохмаченного мужчину. — Почему вы набросились на моего коллегу прямо сразу, в приемной? Разве нельзя было просто припугнуть или подстеречь на улице, когда он выйдет?

Видно было, что Делькур сделал бы досадливый жест, не будь у него руки схвачены за спиной наручниками.

— Нет, — решительно возразил он. — Бить надо прежде, чем человек попадет в лабораторию. Если с ним начали работать, от него уже не избавиться. Доктор осложнений не любит.

— А этого человека помнишь?

— Это Параж. Он работал на заводе… охранником или кем-то в этом роде. Но его тоже лечили.

— Что с ним делали?

— Ну, как это… работали с ним. Так у нас принято говорить.

— Он тоже был дружком Пепе?

— Нет. Вроде бы водил шашни с докторшей. С пучком, старая образина, а туда же… Черт бы ее побрал, курву драную!

— Что тебе известно о смерти Паража?

— Только то, что в газетах было.

— Вам никогда не приходило в голову, что он скапутился от того препарата, какой ему ввели в лаборатории?

— В лаборатории?.. Как это? Да что вы! Нас тут наблюдают: выслушивают-выстукивают, все честь по чести.

— Тебе ни разу не было дурно после того, как принимал какое-нибудь лекарство?

— Как же, бывало, когда и мутит. Но ведь за это и денежки платят, верно? И всегда заранее предупреждали. С нами тут обходятся по-хорошему. Вот только эта старая шлюха, что меня выставила…

— И что же ты теперь собираешься делать?

— Я-то? Думал потолковать с Пепе, попросить замолвить словечко. Но не застал его.

Альбер взглянул на Буасси, тот пожал плечами. Они припарковались на набережной Орфевр, у высокой коричневой ограды Дворца правосудия. Проходившие мимо туристы заглядывали в машину с таким видом, словно она тоже относилась к числу платных достопримечательностей Парижа.

— Ну вот что, парень! — сказал Альбер. — Не хочется мне, чтобы ты разгуливал на свободе: чего доброго начнешь еще языком трепать. Так что мы сейчас прихватим тебя с собой и оформим задержание, по твоей собственной просьбе, как свидетеля, нуждающегося в защите. Найдем тебе уютную камеру в следственном отделе. Не пожалеешь: пару недель проживешь без забот, крыша над головой и казенные харчи тебе обеспечены.

Он запустил руку под пальто Делькура и вмиг нащупал нож — весьма солидное оружие, переделанное из мясницкого тесака. Чехол под него был прикреплен к подкладке пальто с таким расчетом, чтобы нож можно было выхватить мгновенно и тотчас же пустить в ход. Альбер знал, что у бандита должен быть при себе еще один: ведь пальто человек вынужден иногда снимать. Он охлопал карманы, но безрезультатно. Выжидающе взглянул на Делькура, и тот послушно наклонился вперед.

Лелак удовлетворенно кивнул и провел рукой по шву возле пояса. Нож был спрятан внутри, чуть ниже правой почки: вороненой стали, с пружиной и небольшим, сантиметров в десять, лезвием.

— Надзирателю это вряд ли понравилось бы. Тебя могли неправильно понять. Еще есть?

— Нет.

Увидев, что один из туристов нацелился фотоаппаратом, намереваясь запечатлеть их шествие к зарешеченной дверце, все трое, не сговариваясь, отвернулись.

На сей раз они припарковались у завода. Буасси напялил свой баскский берет, переодел пальто, переобулся в другие ботинки и сунул за пояс широких брюк резиновую дубинку. Дубинка была не уставная полицейская, а укороченная, так сказать, для домашнего пользования и со свинцовой прокладкой. Приятели выждали, пока скроются случайные прохожие, и Буасси выбрался из машины.

Альбер достал сверток с бутербродами и, разворачивая его, следил, как Буасси вперевалку направился к проходной. Пока они сдали Делькура и выполнили все необходимые формальности, наступил полдень, и Альбер весьма не прочь был бы пообедать, но Буасси уперся — ни в какую. Он был упрямый, точно осел.

К тому времени, как приятели добрались до фармацевтического завода, у Альбера окончательно окрепло убеждение, что глупо так лезть на рожон. Вчера идея внедрить Буасси в группу подопытных казалась вполне стоящей. Сегодня это выглядело ненужным риском. Однако достаточно было взглянуть на Буасси, чтобы попридержать свое мнение при себе. После того как Альбер сам же втравил беднягу в историю, Буасси в жизни не простил бы ему такого отступничества.

Безо всякого удовольствия Альбер жевал бутерброд, с такой любовью приготовленный очередной пассией приятеля. Сиди тут и жди, довольствуйся ролью пассивного наблюдателя! Швейцар пропустил Буасси без звука, и тот на правах своего человека уверенно направился к зеленой дверце в конце двора. Он не смотрел на проходивших мимо рабочих завода, облаченных в белые халаты, так же, как и те не смотрели на него. Они словно бы не замечали друг друга. Наверняка здесь любому известно, зачем приходят в лабораторию эти плохо одетые, с небритой щетиной мужчины, и наверняка каждый считает за благо делать вид, будто не знает об этом.