Андраш Тотис - Циклы Альбер Лелак-Инспектор Демура. Романы 1-6

В считанные секунды он добежал до места происшествия и растолкал зевак. Буасси лежал на земле и стонал. Возле него стоял полицейский с суровым выражением лица, однако Альбер сразу же догадался, что страж порядка попросту не знает как быть. Альбер махнул у него перед носом своим служебным удостоверением и опустился на колени возле раненого. Он провел рукой по голове Буасси, и тот дернулся от боли. Альбер чувствовал на себе взгляды окружающих, ощущая их взволнованное дыхание.

— Кто-нибудь видел, что здесь произошло?

Заговорили одновременно человек десять. «Началась драка. Этого мужчину сшибли с ног, а потом, когда он упал, стали бить ногами…» «На него напал какой-то громила, а этот несчастный только защищался… Кошмар какой-то! Безобразия творятся среди бела дня!» Очевидцы подступили вплотную и полицейский, наконец-то сообразив чем заняться, стал осаживать толпу назад. Тут подоспела «скорая помощь», и Альбер испытал странное чувство при виде этой, уже знакомой картины: на окраине города с грязной мостовой поднимают бесчувственное тело, укладывают на носилки, и карета «скорой помощи», отчаянно сигналя сиреной, уносится прочь. Риве. А вот теперь Буасси. Его избили. Но кто? Пене?

Из закрытого кузова не видно было, куда, в какую больницу их везут. Буасси пришел в себя. Впервые за годы их знакомства он показался Альберу старым. Лелак видел, как взгляд его темно-карих глаз постепенно становится осмысленным. Коренастый, чуть располневший мужчина, давно разменявший пятый десяток. Еще утром ему готовила бутерброды очередная подруга, намеревавшаяся женить его на себе. А теперь, побежденный и избитый Буасси явно силится понять, где он и каким образом здесь очутился.

Для человека молодого не столь унизительна и безнадежна ситуация, если он пострадает в кровавой переделке или от несчастного случая и затем очнется на больничной койке. Молодой организм быстро возьмет свое. Кости срастутся, раны затянутся на удивление быстро, а главное, — у человека есть время позабыть о передряге. Ну а Буасси?

— Где тебя носила нелегкая? — едва шевеля губами, произнес Буасси. Он говорил еле слышным шепотом.

— Заскочил на минутку в бистро. Очень пить хотелось…

Буасси махнул рукой и закрыл глаза.

Машина сделала резкий поворот, и Альберу на его откидном сиденье пришлось упереться руками в потолок. Затем карета «скорой помощи» затормозила, и дверца распахнулась. Они прибыли в больницу «Эспуар». Альбер опасался, что они и на сей раз попадут в «Сен-Мелани», как тогда, с Риве, но, конечно, опасение это было нелепым. В лифт, занятый носилками с пострадавшим, он не поместился и взбежал по лестнице на третий этаж в хирургическое отделение. Дождавшись, когда носилки с Буасси вдвинули под рентгеновский аппарат, он тяжело вздохнул и обратился к первому попавшемуся человеку в белом халате с вопросом: «Где здесь телефон?»

Луиза была уже на месте, когда примчался Альбер. Она сидела за тем же столиком, что и в прошлый раз, — за их столиком. Перед ней стоял изящный, высокий бокал с каким-то оранжевым напитком. «Должно быть, какой-нибудь изысканный коктейль», — мелькнула у Альбера мысль. Сколько же он может стоить?..

Альбер опоздал минут на двадцать, не меньше, хотя несся от метро во весь дух и влетел в ресторанчик встрепанный и потный. Отдуваясь на ходу, он протиснулся между столиками и подошел к красавице танцовщице.

— Не сердитесь… задержался на работе…

— Неужели опять случилось нечто ужасное?

Ужасное ли? В конечном счете Буасси благополучно выкарабкался и может выписаться домой хоть завтра. На голову наложили четыре шва, руку перевязали, ребра стянули тугим бандажом. Опухоль на подбитом глазу скоро опадет, а за выбитые при исполнении служебных обязанностей зубы он получит настолько щедрую компенсацию, что сможет поменять машину на более новую.

— Да, — сказал Альбер.

— Не надо, не рассказывайте. И даже не думайте об этом. — Луиза положила свою ладонь поверх его руки и заглянула в глаза. — Постарайтесь расслабиться. Видно, что вам не терпится вскочить и тотчас броситься на охоту за этими вашими преступниками. Сейчас вы — сплошной комок нервов. Пожалуйста, успокойтесь… ради меня. — Она улыбнулась Альберу, и тот медленно улыбнулся в ответ.

Альбер огляделся по сторонам. В ресторане царила тишина, лишь у одного из дальних столиков торчал официант. Обедающие уже разошлись, а время ужина еще не наступило, только на одном-двух столиках горели свечи. Вынырнувший откуда-то другой официант выжидательно воззрился на Альбера.

— Что угодно, мосье?

— То же самое, что пьет дама.

— Слушаюсь, мосье. Оранжад… — Официант вновь растворился в полумраке.

Они сидели, молча глядя друг на друга. Альбер не выдержал первым.

— Как вам понравилась Сакре-Кер?

— Восхитительно! — Глаза Луизы заблестели, видно было, что она говорит искренне.

Альбер мысленно покачал головой. Из всех знаменитых достопримечательностей Парижа базилика Сакре-Кер — сердца Христова — нравилась ему меньше прочих. Собор Парижской богоматери вызывал в нем восторг, на площади Звезды ему мешало разве что оживленное уличное движение, в парке дворца Тюильри он, в бытность свою молоденьким парнишкой, прогуливался с девушками, а Эйфелева башня с годами все более завоевывала его расположение. Но базилика Сакре-Кер всегда была ему не по душе. Она считалась чуть ли не символом того Парижа, в котором Альбер не усматривал ни красоты, ни романтики, зато находил в избытке шум, грязь и зловонные запахи.

Сама базилика являла собою не лишенное интереса сооружение. Если смотреть на нее издали и снизу, она производила величественное впечатление. Вблизи же это было чрезмерно большое и чрезмерно изукрашенное здание посредственной архитектуры. Но еще хуже были окрестности базилики — прославленный Монмартр. В других городах подобные места чужестранцы обходят далеко стороной, а полиция несет патрульную службу на оперативных машинах. В Париже этот район является неотъемлемым атрибутом лжеромантики, воспетым в шансонах, запечатленным в кинофильмах и на живописных полотнах. Здесь царил такой гам, что невозможно было услышать даже собственный голос, здесь вас толкали, кричали в самое ухо, норовили обчистить карманы, торговцы всех мастей старались навязать вам свой товар, ну а разных там арабов, турок и африканцев было больше, чем самих французов. Здесь чувствуешь себя скорее на восточном базаре, нежели в сердце французской столицы.

— Это и есть подлинная жизнь! — восторженно продолжала Луиза. — Не сравнить с благоговейной тишиной, какая окружает стены иных храмов. Знаете, что сказал гид? Этот храм напоминает живописное полотно, которое предстает во всей своей красе, если отойти на несколько метров. Сакре-Кер тоже становится прекраснее, по мере того как от нее удаляешься. Вы знали об этом?