Геннадий Сорокин - Убийственный возраст

– Нашел где о политике речи толкать, – хмыкнул Ефремов.

– О чем еще в столовой говорить как не о политике? Не о делах же. Ты, Игорь, обернись и посмотри вокруг себя: все в зале заняты своим делом, все сосредоточенно жуют и ни на кого не обращают внимания. Как-то, по молодости лет, я баловался стишками и написал целую поэму о Нью-Йорке. Что ты ухмыляешься? О чем еще писать в шестнадцать лет? В юном возрасте надо мечтать о дальних странах, а не о сборе металлолома на субботнике. Так вот, в моем произведении была такая строка: «Не ищи ты здесь спасенья, ты – один среди толпы». Нас сейчас двое, но мы в этом зале одни, как два ковбоя в бескрайней прерии.

Словно увидев у кассы что-то необычное, Турист замер, не донеся вилку с насаженной сосиской до рта, подумал секунду, выбрал из роя мечущихся в голове мыслей самую подходящую и продолжил:

– За твоей спиной сейчас десятки рабочих, которые по большому счету бездельники. Они получают зарплату за то, что никому не нужно, за ложь. Но пойми меня правильно: их, работяг, я ни в чем не виню. Они такие же бесправные винтики в нашей системе, как я и как все вокруг. Что выпускает типография издательства «Советская Сибирь»? Макулатуру, которую никто не читает. Моего отца, коммуниста, заставляют выписывать журнал «Агитатор». Будь моя воля, я бы назвал это издание «Вспышка», потому что жизненный путь его до предела краток: из почтового ящика – в туалет, за трубу около унитаза… М-да, что-то я за столом не о том говорю. Ну да ладно! Нормальному мужику глупыми сравнениями аппетит не испортишь. На чем я остановился? На лжи. Я как-то задумался: есть ли просвет в этом море лжи, есть ли крупица правды в тоннах газетной бумаги, и пришел к выводу – нет. Посуди сам: в общесоюзных газетах можно читать только международные новости и спорт. В областной газете и этого нет. Читать нашу «Советскую Сибирь» вредно для психического здоровья. А телевидение? Включи программу «Время», и дикторы бодро отрапортуют тебе, что у нас в стране мяса – завались! И где оно? Почему дикторы не подскажут нам, в каком году и в каком магазине мясо было в последний раз в свободной продаже? Где они, эти Кирилловы и Шаталовы, мясо на прилавках видели? В московских гастрономах? Давно известно, Москва – это витрина СССР, в ней все есть.

– Я, кстати, мясо в магазинах помню, – вставил Ефремов.

– Когда? В конце 1960-х? Я тоже его помню. И пирамидки из шоколадок помню, но все это изобилие куда-то благополучно слилось. В Африку, наверное, или на Кубу. Скажи, зачем мне эта Куба, если за обычными сосисками надо в магазине километровую очередь стоять? Кубинцы в очередях стоят? Нет. Они глотают мои сосиски прямо в целлофане и посмеиваются над глупым северным соседом, который сам голодает, а всех бездельников и тунеядцев в Африке и Азии кормит.

– Ты все? Выговорился? – спросил Игорь. – Теперь скажи, если не секрет, откуда у тебя такая необычная кличка?

– В пятом классе в знак протеста против лжи и диктата советской пропаганды я пришел в школу с рюкзаком вместо ранца.

– Угу, мужественный поступок, – согласился инспектор. – А ты, когда пионером был, баррикады строить не пытался? Революцию с решительных действий надо начинать, а не с рюкзаков.

– Я знал, что ты здравый мэн! – засмеялся Турист. – Некоторые, кстати, верят, что я в знак протеста на уроки с рюкзаком пришел. На самом деле мне просто захотелось пошутить над одноклассниками и учителями. Давай допивай компот, и пойдем, а то люди из очереди на нас как на врагов народа смотрят – обед в самом разгаре, а свободных столиков нет.

На улице они закурили, постояли у проходной.

– В городе действительно хотят ввести комендантский час для подростков? – спросил Турист.

– Решение уже принято. После Нового года вступит в силу. Всех подростков, не достигших шестнадцати лет, после десяти часов вечера будут задерживать и доставлять в милицию.

– Зачем?

– Для их же блага. Чтобы с ними на улице в позднее время чего-нибудь не случилось.

– Скажи, а в чем принципиальная разница между шестнадцатью и семнадцатью годами? До шестнадцати лет ты искренне считаешь, что детей находят в капусте, а в семнадцать начинаешь подозревать, что их женщины рожают?

– Вопрос не ко мне. Я законы не принимаю.

– А кто их принимает? Горсовет? Если бы у нас были честные выборы и в горсовете сидели депутаты, которых мы выбрали, то я бы знал, с кого спросить за беспредел. А так? Какие-то проходимцы, которых никто не избирал, диктуют нам свою волю, словно мы стадо безмозглых баранов, которые без поводыря не знают, куда идти.

– Провалится эта затея с комендантским часом, – высказал свое мнение инспектор. – Как ты будешь устанавливать возраст подростка? По паспорту? Кто же с собой на прогулке паспорт носит!

– Я знаю, как будет, – уверенно сказал Турист. – Начнут хватать всех подряд. Кому не исполнилось шестнадцати лет – тому штраф, а кто повзрослее – прослушает лекцию от инспектора ИДН и пойдет домой. Но давно известно: бесправие порождает протест.

– Поговорим о деле, – предложил Ефремов.

– Всегда так! – засмеялся Турист. – Хочешь душу излить, а натыкаешься на стену молчания и запретов. Спрашивай. Я отвечу на все вопросы.

– При осмотре квартиры Бурлакова мы нашли нижнее женское белье импортного производства. Бурлаков, как я знаю, был холост…

– Дальше не надо! – перебил его Турист. – Пройдемся, и я расскажу тебе, в чем тут суть. Костя, как современный молодой человек, был в душе мятежником. Ему, как и мне, опаскудела эта советская действительность, нескончаемая ложь, тотальное лицемерие и ханжество. Но как протестовать против навязываемой тебе морали и системы ценностей, если ты спутан по рукам и ногам? Выступить открыто никто не рискнет, за границу не выпустят, так что ничего не остается, как устроить маленький капиталистический рай у себя дома. Два удовольствия в одном: качественный отдых и фига для моралистов-пуритан. С деньгами такой финт можно себе позволить, а вот без пачки рублей – вряд ли. Но оставим деньги и перейдем к кружевным лифчикам. Каждую осень на овощную базу сгоняют девчонок из техникумов. Костя присматривался к ним и выбирал несколько кандидаток, исключительно иногородних, из общежития, скромно одетых, без лишних запросов. Система простая: «да – да», «нет – нет». «Согласна? Пошли». Девчонка приходит к нему домой, а там стол накрыт по высшему разряду: свечи, шампанское, шоколадные конфеты. Первый тост, первый поцелуй, и наступает сказочный вечер любви и исполнения желаний. Представь: девушка из отдаленного поселка, а он выставляет перед ней на стол яблоки, виноград, груши, ветчину, красную рыбу.

– Рыба-то откуда? – не понял связи между дарами моря и овощной базой Ефремов.