Михаил Макаров - В понедельник дела не делаются

За шесть лет судейства она заматерела, но правоохранительной, в первую очередь милицейской, кухни не познала. Сама, разумеется, так не считала. Была умной, лицемерной и памятливой.

То, что у дела Рязанцева имеется вторая подкладка, Белецкая поняла сразу. Способности Джуны для этого иметь не обязательно.

«Не зря сначала прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела. За отсутствием состава преступления!»

Нового прокурора она видела только два раза, он произвёл на неё хорошее впечатление. Энергичный, грамотный… обалденно красивый мужик.

Белецкая невольно улыбнулась, вспомнив осанистую фигуру Треля, его волевое лицо с прорезанной ямочкой на подбородке, прекрасно сидящий на нём дорогой костюм.

«На американского актёра Алека Болдуина похож!»

Санкция статьи, по которой обвинялся Рязанцев, предусматривала до десяти лет лишения свободы. Тяжкое преступление.

Формально арестован он был абсолютно законно. Но на практике ментов за такое не закрывали. Наказание всегда назначалось условное. Милицейское начальство практически никогда не отказывалось от прожегших кафтан подчиненных. Иногда подсудимые являлись в судебное заседание в форме, а один раз сержант вневедомственной охраны даже с оружием пришёл. Подсудимый!

И сейчас всё шло по стереотипу. С утра позвонил по телефону начальник УВД Сомов, отчего-то возомнивший, что может вести себя запанибрата. Заскорузлый милицейский служака не понимал, что нельзя до бесконечности злоупотреблять хорошим отношением судьи.

Месяца не прошло, как по протекции полковника она дала десять суток тому же Рожнову за мелкое хулиганство. Материал собрали, правда, довольно качественный. Имелись объяснения независимых – милиционеры говорят: гражданских – свидетелей.

Ну и что толку?! Всё она для них сделала, а удержать бандита в спецприёмнике на отмерянный ему срок у милиции толку не хватило. Суток не прошло, как из камеры тот оказался в больнице. С диагнозом «ишемическая болезнь сердца». Кстати, об этом Белецкая узнала не от милиции. Не удосужились! От адвоката Сизова узнала, поведавшего как бы между прочим, при согласовании даты назначения гражданского дела. В действительности – с прозрачным намёком о бесполезности борьбы с большими деньгами… с мафией… Она проходила это по делу Калачёва – местного уголовного авторитета, обвинявшегося в незаконном сбыте наркотиков. «Никакая милиция не в состоянии реально защитить тебя и твоих близких от бандитов!» Эти организации вращаются на принципиально разных орбитах. Что для милиции – работа, отбывание трудовой низкооплачиваемой повинности, для криминала – вопрос существования. После мягкого приговора (так казалось и милиции, и прокурорским) по делу Клыча, её, похоже, безоговорочно приписали в коррупционерки. «Плевать! Радуйтесь ещё, что хоть столько дала. Дело-то было шито белыми нитками, чистейшей воды провокация!» Рассмотрение жалобы на арест она назначила в нечаянно образовавшемся жёстком рабочем графике окошке – на одиннадцать часов. Во что бы то ни стало нужно было прогнать до обеда, потому как в четырнадцать тридцать пойдёт склочное гражданское дело по разделу родственниками земельного участка… Из числа отменённых в кассации, со скандалами и жалобами на необъективность, только в её производстве болтающееся полгода. Подтянулись участники процесса, стороны. Адвокат Дога-дин, похожий на чеховского интеллигента в традициях старого МХАТа – в бородке клинышком, говорящий на «о», вечно удручённый семейными проблемами. Помощник прокурора Дюжева – в отвратно сидящей на ней форме, на погонах – по одинокой маленькой звездочке. Коротконогая, бедрастая, сумасбродная. Устоявшийся объект для заглазных насмешек. Дюжева не продержалась бы в системе и нескольких месяцев, не имей в активе отца, заместителя председателя областного суда. Под мышкой она держала толстую кожаную папку.

– В каком зале будем рассматривать? – На низеньком лбу прокурорской помощницы рефлексировала трудная морщинка, внешнее проявление ни на минуту не стихавшей интеллектуальной деятельности.

– Спросите у Лены, – судья переадресовала к секретарю.

«Каждый обязан выполнять свои обязанности. Не судья же будет по этажам бегать залы занимать».

Лена в запредельно короткой юбке появилась и сообщила, что Рязанцева конвой доставил, она уже завела их в маленький зал на втором этаже. Чтобы никто другой не занял.

– Там Глазов «стражное» дело слушает, у него перерыв на полчаса.

– Пойдёмте, – Белецкая немедленно поднялась.

На десять составов судей имелось всего четыре зала, из-за чего ежедневно возникали проблемы. Раньше дела рассматривали и в кабинетах, но в последние годы конвой, следуя своим приказам, в судейские кабинеты арестованных отказывался заводить категорически. Потому что они не были оборудованы оконными решетками, и в них не было «клеток».

Заседание было закрытым, так установлено УПК. Когда все вошли в квадратное помещение, судья – последней, немногие присутствовавшие встали. Заместитель начальника ИВС Капустин, здоровый детина в сером камуфляже «ночь», запер дверь зала изнутри на щеколду. Майор лично участвовал в конвоировании не столько из-за нехватки конвоя, сколько из интереса к происходящему. В изоляторе он отвечал за обеспечение режима содержания и оперработу. До назначения на эту должность восемь лет оттрубил в розыске зональным опером.

Белецкая, усевшись на месте председательствующего, в кресле с высокой спинкой, которое вместе со столом находилось на подиуме, привычно взглянула направо. Там, на зарешеченной скамье подсудимых, в «клетке» находился доставленный в суд вооружённым конвоем следственно-арестованный Рязанцев.

Это был хмурый, настороженный, брюнетистый парень. Короткая куртка, свитер – под горло, затёртые джинсы. Руки он держал не за спиной, а по швам. Будто в строю находился.

– Слушается жалоба на арест в порядке статьи двести двадцатой «прим» УПК РСФСР… – Ход процесса у Белецкой был отшлифован.

Шпаргалкой при разъяснении процессуальных прав, как отдельные судьи, она демонстративно не пользовалась.

Рязанцев заметно волновался. Замешкался, забыв свою дату рождения.

Адвокат Догадин заявил ходатайство о приобщении справки о судимостях на потерпевшего Костина. Согласно справке, Костин был два раза судим – за хулиганство и за квалифицированную кражу. Правда, оба раза ему давали условно.

Судья спросила мнение прокурора относительно заявленного ходатайства. Дюжева, даже не глянув на документ, энергично мотнула стрижкой «каре»:

– На усмотрение суда.

Белецкая повертела в руках жёлтую четвертушку бумаги, ещё раз прочитала с обеих сторон.