Хидео Ёкояма - Полупризнание

Его дурные деяния были раскрыты в результате чьего-то доноса. Павши ниц перед начальником отдела охраны, Усида слезно умолял не заявлять в полицию. Невозможно забыть его слова, доносившиеся из допросной комнаты: «Пожалуйста, пощадите! Я не хочу в тюрьму…»

Однако дело не закончилось лишь отстранением Усиды от исполняемых обязанностей. По приказу начальника тюрьмы был проведен тщательный поиск соучастников. Больше всего подозрений вызвал Кога. И это было обоснованно. Кога, который с уважением относился к Усиде, находился бок о бок с ним день и ночь. Допрос был безжалостным. Ему не позволяли ни спать, ни есть в течение двух суток. Кога упорно отрицал свое соучастие в этом деле, но его вынудили признать, что он подозревал, чем занимается Усида. Он получил наказание в виде понижения зарплаты. Вся эта история явилась причиной довольно запоздалого карьерного роста Коги.

Однако более значимым последствием было возникшее во время допросов чувство страха. Настолько сильное, что Кога был на грани душевного кризиса. На работе он молчал. Мотивация стараться пропала; он проводил все дни, лишь пугливо озираясь по сторонам. Подумывал даже уволиться. Но в его родной деревне не было ни дома, куда бы он мог вернуться, ни работы. Нет, не только это. Лишь теперь ему стала понятна истинная причина того, что он не стал искать другую работу.

Желание власти. Как только молодой неопытный человек, которого во внешнем мире воспринимают не иначе, как зеленого юнца, попадает в тюремную структуру, он получает возможность господствовать над десятками, сотнями людей, находящимися у него в безусловном подчинении. Кога хорошо помнил это приятное ощущение. Ему было жаль расставаться с ним. От страха перед идеей покорности, которую с помощью допросов ему пытались вбить в голову, и чувства унижения ему постепенно удалось избавиться, властвуя над подобными беспомощным овечкам заключенными.

Тем временем поразительно быстро развивалась тюремная реформа. С целью искоренения таких вещей, как «голубиная почта» и насилие, был введен тотальный контроль над исполнением наказаний. Правила ужесточились, положение о наказаниях стало строже. Самый показательный пример — «охота на шепот». Заключенные были лишены права разговаривать. Это распространялось и на персонал. Запрет на перешептывания с заключенными положил конец существованию «отцов». Возможно, для Коги это было к лучшему. Он полностью посвятил себя строгому соблюдению новых правил, благодаря чему никто так и не узнал о том, что в нем умерло желание добиться исправления заключенных, и он смог продолжить свою карьеру тюремщика…

Кога подержал саке во рту, слегка прополоскал горло и проглотил.

У него не было ощущения, что время настолько быстро и неожиданно проходит. Получив сильное потрясение на допросе, он робко пробирался во мраке, но где-то в душе продолжал верить в собственную жизнь. Новый поворот. Поворот к лучшему. Резкие перемены. Однако ничего не происходило. Это была бесцветная, ровная, однообразная жизнь. Смерть Мисудзу и отъезд Акихико на Хоккайдо лишили Когу слов и эмоций. В конечном итоге ничего не оставалось, как держаться за работу. Он проработал целых сорок лет. Осталось лишь высохшее тело с выступающими ребрами и еще более иссохшая душа.

Кога опьянел. Он уже давно перешел пределы дозволенного количества саке. Причина была ему понятна.

Кадзи Соитиро.

Интересно, что такое жизнь для этого человека? Какой смысл он вкладывает в понятие жизни и смерти?

Зазвонил телефон, и Кога испугался. Ему показалось, что это звонит Кадзи, который хочет что-то сказать ему.

Частично так оно и было. Это оказался тот самый Сики из полицейского управления, который звонил рано утром в офис.

— Очень прошу извинить меня за сегодняшний утренний звонок…

Несмотря на опьянение, Кога был очень бдителен. Номер телефона сотрудника тюрьмы из всей сверхсекретной информации — самая сверхсекретная. И даже сотруднику полиции не по силам разыскать его всего за один день.

— В чем дело?

— Я по делу Кадзи Соитиро. Сегодня в течение дня ничего странного не было?

— Я не знаю этого человека.

— Я слышал, что вы отвечаете за него.

Кога прищелкнул языком. Кто-то из руководства проболтался. Приближенных к полиции людей тоже немало. При приеме на работу и сейчас для проверки личности кандидата обращаются в полицию.

— Вы весьма усердны… Я слышал, что в полиции сильно развито чувство семьи, и это на самом деле так, не так ли? Я действительно удивлен.

Он говорил довольно иронично, но голос ответившего Сики был спокойным.

— Разве это плохо? Я считаю вполне естественным, что если с одним из сотрудников что-то происходит, то организация поддерживает его.

— Да?..

— Человек отдает все силы организации — а когда что-то случится, она ему не помогает… Вы сможете работать в такой организации?

Кога решил, что Сики занял вызывающую позицию.

— Вот вы говорите такие вещи, а ведь полицию подвергнут критике, если она будет мягко относиться к своим сотрудникам.

— Вы можете считать как угодно, но полиция совсем не мягко относится к своим сотрудникам. Организация заботится лишь о своем самосохранении. Если кто-то будет вреден ей, она безжалостно распрощается с ним.

В этом высказывании можно было уловить критику в адрес собственной структуры.

Кога растерялся, но это не означало, что он стал проявлять интерес к человеку по фамилии Сики.

— В общем, сейчас все так же, как я сказал вам утром. Ничего необычного не произошло. Больше я вам ничего ответить не могу.

— Кадзи ничего не говорил?

— Я не могу рассказывать о таких вещах. Вместо этого вы… — Кога разозлился. — Раз вы хотите, чтобы я делился с вами информацией, — как насчет того, чтобы самому рассказать все, что следует?

— Что именно?

— Не притворяйтесь. Есть вещи, которые вы вместе с прокуратурой скрываете, не так ли? Например, «два дня неизвестности», или поездка в Кабукитё. Почему мы должны заниматься этим странным человеком, пребывая в неведении? Это доставляет нам огромные проблемы.

Последовала пауза.

— Прошу прощения за это.

— При чем тут прощение? Я с самого начала не доверяю полиции. Мы здесь исправляем заключенных, а когда они выходят на свободу, вы неотступно следуете за ними, и в итоге они опять возвращаются к нам. Ведь человек с судимостью — тоже человек, правильно? Почему вы не делаете это незаметно?

Говоря это, Кога почувствовал слабую боль в груди.

— Конечно, нельзя сказать, что те, кого мы выпускаем на свободу, полностью исправились. Но то, что полиция способствует повторному совершению преступления, — это несомненно, так?

— Есть вероятность, что человек, совершивший преступление один раз, преступит закон и во второй раз. А для того, кто сделает это дважды, обязательно будет и третий раз. В этом все дело.