Никита Серков - Черный волк

— Спасибо тебе, дорогой. Но тогда помочь было некому. Ох, сколько же всего изменилось с тех пор. Меня это очень сильно тяготит. Жизнь обыкновенного обывателя столкнулась с неизведанным, а теперь сменилась на жизнь другого человека с чужим именем и чужими документами. Меня, как тех детей, стерли из действительности.

— Но вы же по-другому не могли.

— И то верно, не мог… — задумчиво промолвил бывший следователь, затянулся и продолжил: — Ты знаешь, оказаться в тишине на такой долгий срок — это трудное испытание. Месяцев пять — это целая пытка. А потом становится даже интересно наедине с самим собой. Начинаешь открывать в себе интересные стороны, о которых раньше не догадывался. Я, например, стихи стал писать. Наверное, просто чтобы выплеснуть все эмоции, которые накопились и сидели внутри.

— Прочитайте что-нибудь, — спокойно и умиротворенно попросил Арсений без нотки стеснения или фальши.

— В другой раз…

— Хорошо, — понимающе кивнул Сеня.

— Я тогда нашел комнату в коммуналке, поиски однокомнатной квартиры близко к центру как-то не задались. В Петербурге большая часть старых квартир — это огромные коммуналки на пять — восемь комнат, где бок о бок живут совершенно разные люди. Я заселился в одну из таких маленьких комнат, но долго не протянул. Единственное в комнате окно выходило во двор-колодец.

— Да, я видел такие, — усмехнулся Романов.

— Ты бывал в Питере?

— Давно. Мы с классом ездили на пару дней посмотреть самый красивый город страны, культурную столицу. — Эти слова Сеня подчеркнул слегка ироничной интонацией. — Я плохо помню, но некоторые картинки врезались мне в память. Одна из них — как раз вот такой грязный, серый и очень узкий двор-колодец с окнами внутрь.

— Мало того, мое окно упиралось в стену! — воскликнул Миронов. — При большом желании я мог дотянуться до нее рукой. Просто город сумасшедших, больных, воспаленных людей… Но знаешь, за то время, что я там был, я его даже полюбил. Он вдохновляет, постоянно подталкивает на какие-то действия, там хочется работать и творить. А люди хоть и сумасшедшие, но добрые и… как бы это сказать, мягкие, что ли, уютные. Но в той комнате я протянул меньше месяца. Невозможно жить без солнца или хотя бы света. У местных это, наверное, в крови, но я не петербуржец. Так что спустя примерно три недели я нашел недорогую однокомнатную квартиру в пятиэтажке на окраине и съехал туда. Район был тихий, соседи тоже. До центра приходилось долго добираться, но я много времени проводил за компьютером. Искал еще упоминания о похожих убийствах. Когда сведений из Интернета стало недостаточно, я записался в Национальную библиотеку — там должны были храниться экземпляры всех основных печатных изданий за последние лет сто точно. Еще писал Тимофею из TrickOrTreat, тоже просил поискать информацию. Он спросил, имеет ли это отношение к Нигредо. Я сказал, что уверен — имеет.

Виктор Демьянович прервал свой рассказ. Он о чем-то задумался, смотря прямо к себе в чашку. Его взгляд, казалось, утопал в темном чайном омуте, а мысли улетали в иное время и в другие пространства.

— Виктор Демьянович, я вижу, что вам тяжело. Можем сделать перерыв. Или можете вообще не рассказывать, — с заботой в голосе тихо сказал Арсений, — но я хотел бы знать. И думаю, вам тоже полезно с кем-то поделиться. Пять лет в полном одиночестве — это непросто, я понимаю.

— Да знаешь, — с улыбкой продолжил Миронов, — это тяжело только поначалу. Потом наедине с самим собой становится даже интересно, но надо перетерпеть то самое «начало». Так прошло, наверное, месяца четыре. Я продолжал поиски информации. Но тоска набирала обороты. В какой-то момент я все отбросил в сторону и стал искать… — он запнулся, — Свету.

— Ох… — Арсений знал, о чем сейчас пойдет речь. Ему было жаль Миронова. — И вы ее нашли?

— Да. Это было не так сложно. Сначала пытался что-то разузнать сам. Один раз даже сорвался и приехал сюда, в город. Думал, может, она вернулась, хотя я ей строго-настрого запретил это делать. Но кто знает… Ее тут, конечно же, не оказалось, и я вернулся обратно в Петербург. Позвонил Тиме и попросил под видом расследования разузнать, не выписывали ли штрафы автомобилю с госномером как у Светы. Зная, как она иногда водит, я был уверен, что хоть один штраф где-то да был. И действительно, спустя пару дней Тимофей мне прислал на почту, что было два штрафа за незначительные нарушения в…

— …Севастополе, да? — перебил Арсений.

— А ты откуда знаешь? — искренне удивился Миронов.

— Я же вас искал все эти годы. Не верил, что вас убили. В итоге нашел не вас, а Свету. Она в Севастополе сейчас живет.

— Я поехал к ней. Но, наверное, лучше бы не ездил.

— Понимаю…

— Значит, ты все знаешь. Я приехал, отыскал ее. Это было непросто, город, как оказалось, большой. Но я не стал ей показываться, понаблюдал издалека. А она беременная, месяце на третьем, и рядом с ней везде таскается какой-то лысый мужик. Я все понял и поскорее уехал. Потом вернулся обратно в Петербург, забросил расследование примерно на месяц, бухал, спал, ни черта не делал. Вот тогда-то меня город и спас. Бухать, конечно, в Питере — милое дело. Но я как-то стоял вечером в центре с бутылкой, посмотрел вокруг и понял, что, окруженный такой невероятной красотой, я трачу время на то, что жалею себя. Какой я весь бедный и несчастный… Со следующего дня я вытаскивал себя из кровати силком, вырывал бутылку из рук и шел делать дело.

Самара, 200* год

Мальчик в красных штанах, рубашке и кедах вышел из театра и направился в сторону мужчины, который стоял неподалеку.

— Извините, у вас не будет сигареты? — робко произнес он, стараясь придать голосу немного взрослого нахальства.

— А тебе лет-то сколько? — спросил мужчина в черной ветровке и с рюкзаком за спиной.

— Семнадцать, — уверенно сказал паренек.

Мужчина вздохнул, залез в карман, достал из пачки одну сигарету с рыжим фильтром и протянул ее мальчику со словами:

— Ты врать-то толково научись. Семнадцать ему… — а сам подумал про себя: «Вот тебя-то я и искал…»

Парнишка возвращался из театра, где бывал каждые выходные, через Струковский сад. Вечером здесь мало людей, а значит, несложно найти укромное местечко, где можно покурить и остаться незамеченным. Ведь закон подлости так и работает. Месяцами в родном городе можно никого знакомого не встречать, а как только встанешь покурить за углом, так сразу мимо пройдут все приятели и подруги мамы, которые потом обязательно наябедничают. Ему было, конечно же, не семнадцать, а всего тринадцать, просто роста он был высокого, и иногда даже в магазинах его принимали за совершеннолетнего, но слегка тронутая прыщавым пубертатом кожа лица и по-детски наивный взгляд выдавали в нем ребенка.