Александр Горский - Похититель ангелов

— Да запросто. Сейчас день, солнце светит, кроны деревьев нагреваются. Представляете, какая засветка идет? Мы в тепловом режиме только головы ваших людей и видим, потому что им жарко. А если преступник надел, к примеру, шляпу, перчатки, то его тепловизор и не возьмет. Зимой, да, запросто, а сейчас никак.

— Он что, по-вашему, из леса пешком выбирается? — возмутился Сергей Михайлович. — Почему же его тогда собаки взять не могут?

— Ну а я откуда знаю, — равнодушно пожал плечами военный, — мое дело вам кино показать. А вы следователи, вот и разбирайтесь. Если бы он на мотоцикле или на квадрике был, мы бы его мигом засекли, это я вам точно говорю, там от мотора такое тепло, его сразу видно. Кто его знает, может, у вас спортсмен какой-нибудь, марафонец. Вот и бегает себе по лесу.

— Бегает, — вздохнул Куранов, — и не потеет.

Выехав на окраину дачного поселка, велосипедист свернул в сторону примыкающего к нему и вытянутого широким полукругом пруда. Несмотря на старания окрестных дачников и заросли камышей, из года в год разрастающиеся все сильнее, рыба в нем все еще водилась. Судя по всему, мужчина на велосипеде это прекрасно знал, о чем свидетельствовали две привязанные к раме складные удочки и пакет, в котором, судя по очертаниям, находился ящик для рыбы. Когда велосипед подпрыгивал на неровной грунтовке, ящик с глухим стуком бился о раму, однако мужчину это не очень беспокоило. Проехав вдоль берега пруда, он почему-то не остановился, а продолжил равномерно и достаточно энергично работать педалями, постепенно удаляясь в сторону проходившей примерно в двух километрах от поселка дороги, по которой, если поехать влево, можно было добраться до Переславля-Залесского. На одном из неприметных, заканчивающихся тупиком съездов мужчину ждала машина. Загрузив велосипед, удочки и пакет, мужчина уселся за руль. Выехав на дорогу, он повернул вправо, в сторону города с не менее красивым и длинным названием Юрьев-Польский.

— В общем, вы все дружно облажались, — подытожил генерал Карнаухов, правильным подбором местоимения предусмотрительно исключив себя из числа облажавшихся.

— Ну, можно и так сказать, — отозвался Мясоедов, наименее трепетно из всех присутствующих относившийся к высокому званию и должности Ильи Валерьевича.

— Можно сказать, а можно не говорить, верно? — нахмурился Карнаухов. — Это что за ответ такой вообще, майор?

— Так точно, товарищ генерал-майор, — оглушительно гаркнул Мясоедов, — облажались по полной!

— Ну вот, — сразу подобрел Карнаухов, — умение признавать свои ошибки — важная составляющая работы следственных органов.

«Признавать и перекладывать их на других», — подумал Жора, но озвучивать свою мысль не стал.

— Ну ладно, вы никого не поймали, ну а собаки? — продолжил допытываться Карнаухов. — У них какие проблемы, что говорят?

— Собаки? Да ничего они не говорят, — пробормотал Мясоедов, — чуть не сожрали меня, да и только.

— Кинологи, майор, — вздохнул генерал, — кинологи. Они что говорят, почему собаки след не взяли?

— Они говорят, что следов слишком много было. Он там, наверно, с самого утра был, истоптал все, что только можно. Вот овчарки кругами час и бегали, а потом вообще сели, может, жрать захотели, не знаю.

— Вам всем только жрать. — Илья Валерьевич с досадой бросил на стол карандаш, который до этого держал в руке.

— Мы вообще, кстати, в тот день не жрали, — буркнул Жора, — мы вон с Фишманом три часа потом мотоциклы оттуда вытягивали.

— А ты чего хотел, майор? Чтоб мы за вами грузовой вертолет прислали? — возмутился Карнаухов. — Не жирно будет?

— Собаки так на вертолете улетели, а от них тоже никакой пользы не было, — продолжил было препираться с начальством Мясоедов, но получил ощутимый тычок в бок от Фишмана.

— Теперь насчет вас, майор. — Карнаухов наконец взглянул на сидевшего все время молча Куранова. — Все, что вы здесь могли сделать, будем считать, вы сделали. Возвращайтесь к себе, у вас там, как я знаю, своих дел хватает. Если преступник нас не обманет, завтра будем ждать, что ребенок объявится. Я так думаю, что это случится где-то у вас под боком. Связь держите с капитаном Крыловой, если будут какие новости, докладывайте ей незамедлительно. Вам ясно?

— Так точно, — как и подобает, отозвался Куранов.

Карнаухов благосклонно кивнул.

— Жаль, конечно, что так все вышло, но как есть. Сейчас все свободны.

Один за другим все молча потянулись к выходу. Крылова уже встала из-за стола, когда Карнаухов взглянул на нее и, недовольно нахмурившись, спросил:

— А скажите мне, Виктория Сергеевна, почему Ольге Дмитриевне никто из вас позвонить не соизволил? Почему в итоге мне с ней пришлось объясняться?

Выходивший из кабинета Куранов замер и удивленно взглянул на Крылову.

— Ой, — произнесла та, мгновенно покраснев, а потом, подумав, добавила: — Ой…

* * *

Выйдя к дороге, он поднял руку в надежде, что одна из проносящихся мимо машин остановится, однако никто из водителей почему-то останавливаться не спешил. Наконец, маленький грузовичок прижался к обочине и, противно скрипнув тормозами, остановился. Подбежав к машине, он попробовал открыть дверь, но не смог этого сделать. Он думал, что водитель догадается, что ему нужна помощь, и откроет дверь изнутри, но прошла секунда, затем другая, а дверь все так и не открывалась. Внезапно ему стало страшно, со всей отчетливостью он понял, что сейчас произойдет. Лениво урчащий на холостых оборотах мотор заработает громче, колеса вновь придут в движение, и эта старая некрасивая машина умчится прочь, а он так и останется стоять у дороги. От этой мысли ему захотелось плакать. Собравшиеся в уголках глаз слезы уже покатились вниз по его загорелым щекам, как вдруг он увидел неторопливо приближающегося к нему высокого мужчину в обвисших тренировочных штанах и шлепанцах на босу ногу. Подняв голову, он увидел, что мужчина краснолиц, усат и явно чем-то недоволен, во всяком случае, об этом говорили его нахмуренные рыжеватые брови. Может быть, конечно, они говорили что-то другое, но ему показалось именно так. Отец нахмуривался точно так же, прежде чем сделать ему замечание.

— Пацан, ты тут чего делаешь? — Водитель грузовичка задумчиво почесал обтянутый грязной футболкой живот. — Ты потерялся или как? Родители твои где?

У этого хмурого, неопрятного мужчины оказался на удивление приятный голос. В этом голосе слышалось беспокойство, и было понятно, что беспокоятся именно о нем. От этого вдруг захотелось плакать еще сильнее, и он, больше не в силах сдерживаться, заревел во все горло.

— Я не знаю, где родители. — Он подумал, что если так и будет рыдать, то этот добрый, хоть и некрасивый дядька точно уедет. — Меня другой дядя украл, а потом отпустил. — Он еще раз громко всхлипнул и, не зная зачем, пробормотал: — Я Вова!