Александр Горский - Город псов

Илья забыл выяснить у сопровождавшего его капитана, можно ли курить в квартире. Балкона в ней не было, а выходить на улицу было лениво. Пошарив по кухонным шкафчикам, Илья обнаружил в одном из них пепельницу, из чего сделал достойный следователя по особо важным делам логический вывод, что курение в служебной квартире если и не приветствуется, то, во всяком случае, и не запрещено. Старательно выпуская дым в окно, Лунин выкурил очередную сигарету из тех десяти, что были разрешены ему к употреблению на этот день. Тщательно затушив окурок и закрыв окно, Лунин вернулся в гостиную и выключил телевизор. На тот случай, если у него вдруг окажется свободное время, он прихватил с собой электронную книгу, в которую заблаговременно закачал несколько современных детективов, названия которых и имена авторов ему ничего не говорили, но часто упоминались в обзорах самых популярных книг прошедшего года.

Книги в электронном гаджете были расположены в алфавитном порядке, причем, почему-то не по наименованиям, а по фамилиям авторов. Лунину, не знавшему никого в этом списке, было все равно, кого начать читать первым, и он открыл книгу, расположенную на верхней строке списка. Детективная история, рассказывающая о расследовании серии убийств, которая вела лондонская следственная группа под руководством женщины-полицейского, потерявшей несколько лет назад своего мужа, не показалась Лунину слишком увлекательной, а когда он дошел до абзаца, где героиня «ощущала знакомое покалывание в теле, вызванное предвкушением, ужасом и возбуждением», он разочарованно вздохнул и отбросил книжку в сторону. Предвкушение, ужас и возбуждение, — можно подумать, ее собираются насиловать, в то время как она всего лишь собрала свою группу, чтобы рассказать им о новом преступлении. Автор явно не очень представлял себе, как работает полицейская система. А ведь задача системы очень проста: сделать так, чтобы любой, самый маленький винтик, ставший ее частью, не говоря уже о шестеренках покрупнее, ничего не чувствовал. Абсолютно ничего. И как можно скорее. Только так можно обеспечить устойчивость системы, ее бесперебойную работу.

Если во время практических занятий по анатомии курсанту стало плохо, у него один путь — в морг. Там ему может стать плохо еще раз. И еще. Но в конечном итоге он либо научится воспринимать смерть в любых самых жутких ее проявлениях отстраненно, не испытывая ненужных в работе эмоций, либо поймет, что выбрал не ту профессию. В свое время Лунин очень долго не мог понять, правильный ли он сделал выбор.

Илья пошел на кухню и, открыв окно, вновь закурил, выпуская дым в сгущающиеся сумерки. Вечерняя улица была совершенно безлюдна. Размеры городка позволяли добраться с работы до дома за десять, максимум за пятнадцать минут. Судя по всему, засольчане предпочитали проводить вечера в кругу семьи, а не шляться по городу. Хотя все же странно, обычно в это время на улицах начинают появляться группки подростков. Шумные, яркие, порой агрессивные, наполняющие жизнью вечерние улицы любого города. Однако сейчас улица за окном была совершенна безжизненна. Лунин поглубже затянулся и вдруг замер. Улица была безлюдна, это верно. Но не безжизненна. Здоровенный лохматый пес, судя по виду, помесь овчарки и какой-то дворняги, сидел на тротуаре через дорогу, прямо напротив окон предоставленной Лунину квартиры. Пес сидел неподвижно, внимательно глядя прямо перед собой, немного задрав голову вверх. Лунин мог бы поклясться, что пес смотрел прямо на него. Илья наконец выпустил изо рта дым и закашлялся. Когда он вновь взглянул за окно, пса на тротуаре уже не было. Осталось лишь неприятное ощущение пристального, изучающего тебя нечеловеческого взгляда.

Пить одному больше не хотелось, а другого занятия Лунин себе придумать не мог. Докурив, он убрал остатки мяса в холодильник и, выключив во всей квартире свет, пошел в спальню. Спустя минуту свет погас и там.

На новом месте Лунин спал беспокойно, и, несмотря на то что не включал будильник и встал с кровати только около девяти, все равно чувствовал себя разбитым. Кофе и уже привычно выкуренная у открытого окна сигарета несколько улучшили его настроение. За окном одна за другой проезжали машины, куда-то спешили люди, город жил обычной, такой же, как в Среднегорске, может быть, чуть более спокойной, размеренной жизнью.

Без десяти одиннадцать белый «форд-эксплорер» остановился возле высоких, обитых кованым железом, массивных деревянных ворот. Впрочем, их массивность чудесным образом сочеталась с основательностью всего мощного глухого забора, за которым и жил человек, ради которого Лунин приехал в Засольск. Иван Андреевич Короленко, писатель, создающий в своих книгах жестокий и неповторимый мир страха и насилия. Вот только кто-то, не боящийся ни первого, ни второго, решил проверить, насколько неповторим мир, созданный писателем, и убедился, что нет ничего невозможного.

Недалеко от ворот в заборе была проделана калитка, как и вся ограда, она была выполнена из массивных потемневших от времени досок, а вместо звонка к калитке была приделана тяжелая железная колотушка. Лунин взглянул на часы, до назначенного времени оставалось еще восемь минут. Илья решил выждать еще минуты три-четыре, этого как раз должно было хватить ему, чтобы спокойно покурить и еще раз обдумать детали предстоящего разговора.

Без двух минут одиннадцать Лунин подошел к калитке. Он только протянул руку к стальной колотушке, как створка бесшумно распахнулась. От неожиданности Илья вздрогнул. Перед ним стоял высокий, крепкого телосложения мужчина с лицом, явно не выражающим радости по поводу визита незнакомого человека.

— Подсматривал, что ли? — быстро пришел в себя Лунин.

— Наблюдал, — в тон ему отозвался здоровяк.

— И давно?

— Как машина подъехала — так и смотрел.

— А чего раньше не открыл?

— Зачем, — пожал могучими плечами мужчина, — ты не хотел заходить, я и не открывал.

— Логично, — решил завершить диспут Лунин, — я к Ивану Андреевичу.

— Так здесь все к Ивану Андреевичу, — ухмыльнулся здоровяк, — проходи, коль приехал.

Еще с улицы, разглядывая протянувшуюся метров на пятьдесят фасадную часть забора, Лунин понял, что писатель владеет неплохими земельными угодьями, но только пройдя за калитку, он смог оценить размеры уходящей вглубь метров на сто, а может, и больше территории, заросшей огромными, стремящимися стволами прямо в небо вековыми соснами. Сам деревянный двухэтажный дом писателя с бревенчатыми толстыми стенами и небольшими забранными коваными решетками окнами напоминал готовую к обороне крепость, чем обитель творческой личности.