Александр Горский - Я, Лунин…

— Интересная у вас логика. А если бы Лунин не признался, и дальше молчали?

— Молчал! — убежденно выдохнул подполковник. — У меня сын один, других родственников больше нету, все поумирали уже. Так что хотя бы этот пусть поживет спокойно.

— Удивительно, — вздохнула Шестакова, поднимаясь из-за стола. — Вы же начальник уголовного розыска! Неужели не понимали, что здесь все на виду, и про отношения вашего сына с Мещерской мне непременно кто-нибудь да расскажет. Удивительно, что родители Дарьи не сказали мне об этом.

— А потому как они тоже понимают, кто их дочь жизни лишил. — Головков тоже встал, медленно вытер рот тыльной стороной ладони. — Вы нас покидаете, Ирина Владимировна? Никак я вас чем-то обидел?

— Время позднее, — Ирина постаралась выдавить из себя улыбку, — а еще надо до дому добраться.

— Ну что же, пойдемте, провожу вас, — вздохнул Михаил Эдуардович, — думаю, до дому доберетесь без проблем, я обычно за десять минут до города доезжаю.

Усмехнувшись, он широко распахнул перед Ириной входную дверь. Выйдя из дома, Шестакова спустилась по ступеням крыльца и тут же услышала, как загудел электропривод ворот.

— Михаил Эдуардович, — решившись, она обернулась к Головкову, — сделайте одолжение, откройте для меня вашу калитку.

— Калитку? — не сходя с крыльца, удивленно переспросил подполковник. — Зачем вам калитку? Ворота уже открылись.

— Откройте, — улыбнулась Ирина, — будем считать это моим маленьким женским капризом.

— Я к капризам, в том числе женским, уже давно равнодушен. — Медленно спустившись по ступеням, Головков вплотную подошел к Ирине и теперь хмуро разглядывал ее сверху вниз. — Думается, если вам что-то очень хочется посмотреть в моем доме, то надо прийти ко мне с постановлением, с понятыми, и тогда уж осматривать. Так ведь, товарищ следователь?

— Неужели недостаточно просто попросить хозяина дома? — тихо спросила Шестакова. — Или он чего-то боится?

— Скажете тоже, — фыркнул Головков, — чего мне бояться. Мне по-человечески неприятно, я вас принял со всей душой, думал, визит у вас ко мне дружеский, а он, оказывается, официальный.

— Одно другого не исключает. — Ирина старалась говорить миролюбиво, но отказываться от своего намерения не собиралась. Мысль о том, что прячущийся на заднем сиденье машины Лунин сейчас наблюдает за ними, придавала ей смелости. — Так что, Михаил Эдуардович, откроете калитку?

— Да пожалуйста!

Подойдя к калитке, подполковник двумя руками ухватил засов и начал с трудом крутить его из стороны в сторону. Раздался пронзительный, резкий скрип трущегося о металл металла. Наконец, щеколда поддалась и, вырвавшись из проушин, с силой ударила о стальной ограничитель.

А ведь действительно, громко. Ирина внимательно наблюдала за манипуляциями с засовом из-за плеча Головкова.

— Не очень удобно калиткой пользоваться, — заключила она в конце концов.

— А я и не пользуюсь, — равнодушно отозвался Михаил Эдуардович, — вот на днях один раз открыл, так и то палец прищемил. Сами видите, как эта дура выскакивает.

— И когда это было, не подскажете?

— Почему не подскажу? — усмехнулся Головков. — Позавчера вечером. Я во дворе был, смотрю, машина какая-то незнакомая напротив стоит и мужик непонятный крутится. Ну я и вышел узнать, кто это такой.

— И как, узнали?

— Узнал, — кивнул Михаил Эдуардович, — братец нашего душегуба оказался, а по совместительству ваш коллега, господин Лунин. Мне вот, кстати, совсем непонятно, каким боком он к этому делу притерся?

— Так а никто никуда и не притирался, Михаил Эдуардович. Лунин участия в расследовании не принимает.

— Не принимает, значит, — вздохнул Головков, — странно. Я вот краем уха слыхал, что, когда к вам Толика из СИЗО на допрос возили, у вас в кабинете мужчина находился, один в один на его братца похожий. А вы же знаете, Ирина Владимировна, это непорядок, нельзя так. Хотя, — подполковник с напускным равнодушием пожал плечами, — может, все врут?

— Врут, — убежденно отозвалась Шестакова, — конечно врут. Значит, Михаил Эдуардович, калиткой последнее время пользовались только один раз?

— Один, — развел руками Головков, — совсем один.

— А в тот вечер, когда была убита Мещерская, вы ее, случайно, не открывали?

— Нет.

— И ничего подозрительного не слышали? Может быть, видели кого-то?

— Ирина Владимировна, дорогая моя, — вздохнул подполковник, — в тот вечер я ничего не слышал, не видел и не открывал. В тот вечер меня вообще дома не было. Это ж когда случилось, третьего? А третьего у Гришки Егупова, зама моего, день рождения, сорок пять ему стукануло. Так что мы всей компанией в бане у него сидели, отмечали. На слово поверите или будете моих оперов допрашивать?

— До свидания, Михаил Эдуардович, — растерянно пробормотала Ирина и бросилась в раскрытый проем калитки.

Сев в машину, она хотела сразу же обернуться назад и высказать Лунину все, что она думает, но в последний момент заметила, что Головков так и стоит у калитки, глядя в ее сторону. Шестакова завела машину и, разворачиваясь, помахала подполковнику рукой. К ее удивлению, он тоже поднял руку и покачал в воздухе ладонью из стороны в сторону.

— Ну что? — первым нарушил молчание Лунин, шумно заворочавшийся на заднем сиденье. — Что-нибудь выяснили?

— Выяснила, — не глядя на него, отозвалась Ирина, — калитка у Головкова и правда шумная, вот только в день убийства открывать он ее не мог. Его не было дома.

— Вы в этом уверены?

— На сто процентов. Он был на дне рождения у своего заместителя. Так что я не знаю, что там могла услышать ваша старушка, но Головков к этому не имеет никакого отношения.

В ответ Лунин промолчал. Всю оставшуюся дорогу до города он смотрел в окно на мчащиеся куда-то ему за спину ели и сосны и думал о том, что заканчивающийся день был для него одним из самых неудачных за последнее время. Возможно, он был так же плох, как и тот, три месяца назад, когда весь израненный, еле живой Лунин был в бессознательном состоянии доставлен в реанимацию. А быть может, он вышел гораздо хуже. Тогда, три месяца назад, теряющий сознание Илья знал, что все худшее уже произошло и ему надо всего лишь немного потерпеть, чтобы стало лучше. Теперь же понять, когда закончится начавшаяся с самого утра черная полоса, не представлялось возможным. Может быть, подумал Лунин, ему стоит опять, как и три месяца назад, закрыть глаза, расслабиться и отключиться. А когда он вновь придет в себя, вокруг будет светло, ярко от лежащих на прикроватной тумбе апельсинов и тепло от Светочкиной улыбки. Илья тихо, чтобы не услышала Шестакова, вздохнул. Три месяца назад все было гораздо проще. И Светочка была рядом с ним. А теперь… Надо, конечно, ей позвонить, обязательно надо.