Камилла Лэкберг - Проповедник [litres]

Она кивнула, но в глазах у нее по-прежнему присутствовало беспокойство.

Они как раз свернули на парковку возле отделения, когда позвонил Патрик. Мартин выехал обратно на дорогу в направлении Булларена. После милосердно прохладного утра столбик термометра опять начал ползти вверх, и Мартин слегка прибавил оборотов кондиционеру. Йоста оттянул воротник рубашки с короткими рукавами.

– Только бы эта проклятая жара наконец отступила.

– О да, на площадке для гольфа ты, наверное, не жалуешься, – засмеялся Мартин.

– Это же совсем другое дело, – недовольно сказал Йоста. Гольф и религия были, по его представлениям, двумя вещами, не терпящими шуток. На мгновение он пожалел, что не работает опять в паре с Эрнстом. Ездить с Мартином, правда, более продуктивно, но приходилось признать, что лень в работе с Лундгреном нравится ему больше, чем он думал раньше. Конечно, у Эрнста есть свои слабые стороны, но, с другой стороны, он никогда не возражает, если Йоста сматывается на пару часиков и загоняет в лунки ведерко-другое мячиков.

В следующее мгновение он увидел перед собой фотографию Йенни Мёллер, и его сразу охватили угрызения совести. В краткий миг прозрения он понял, что стал озлобленным стариком, пугающе похожим на своего отца в старости, и если будет продолжать в том же духе, то рано или поздно, в точности как папаша, будет сидеть в одиночестве в доме для престарелых и ворчать по поводу воображаемых несправедливостей. Правда, без детей, которые все-таки периодически по обязанности заглядывают.

– Как ты думаешь, он там? – спросил он, чтобы прервать неприятные мысли.

Мартин задумался.

– Нет, я бы очень удивился. Но проверить стоит.

Они свернули во двор и снова подивились открывшейся им идиллической картине. Хутор, казалось, был вечно залит мягким солнечным светом, благодаря которому темно-красный цвет дома красиво контрастировал с голубым озером позади него. Как и прежде, повсюду целенаправленно сновали подростки, полностью поглощенные своими делами. У Мартина в голове всплыли слова: «красиво», «здорóво», «полезно», «чисто», «по-шведски», и комбинация этих слов вызвала у него легкое неприязненное ощущение. Опыт подсказывал ему: если что-то выглядит слишком хорошо, то скорее всего…

– Немного отдает гитлерюгендом, тебе не кажется? – произнес Йоста, облекая неприязнь Мартина в слова.

– М-да, возможно. Только выражение, пожалуй, крепковато. Не разбрасывайся особо такими комментариями, – сухо сказал Мартин.

У Йосты сделался обиженный вид.

– Тогда извини, – недовольно произнес он. – Я не знал, что ты у нас борец за правильное словоупотребление. Кстати, будь здесь какой-нибудь чертов нацистский лагерь, они не принимали бы таких, как Кеннеди.

Проигнорировав это замечание, Мартин направился к входной двери. Ему открыла одна из женщин-воспитателей.

– Что вам надо?

Злость Якоба на полицию явно распространилась дальше.

– Мы ищем Якоба. – Йоста по-прежнему дулся, поэтому Мартин взял инициативу на себя.

– Его здесь нет. Попробуйте поискать дома.

– Вы уверены, что его здесь нет? Мы бы хотели посмотреть сами.

Женщина неохотно подвинулась и впустила полицейских.

– Кеннеди, опять явилась полиция. Они хотят посмотреть кабинет Якоба.

– Мы найдем дорогу сами, – сказал Мартин.

Женщина проигнорировала его. К ним быстрым шагом вышел Кеннеди. Мартин заинтересовался, является он здесь кем-то вроде постоянного гида или ему просто нравится показывать людям дорогу.

Кеннеди молча прошел впереди Мартина и Йосты по коридору до кабинета Якоба. Они вежливо поблагодарили и с надеждой открыли дверь. Никаких следов Якоба. Они зашли и принялись тщательно искать что-нибудь, указывающее на то, что Якоб мог провести здесь ночь: одеяло на диване, будильник, что угодно. Ничего. Разочарованные, они вышли обратно. Кеннеди спокойно стоял и ждал. Он поднял руку, чтобы смахнуть челку с глаз, и Мартин увидел, что глаза у него черные и непостижимые.

– Ничего. Просто ни хрена, – сказал Мартин, когда их машина снова выезжала в направлении Танумсхеде.

– Да, – кратко ответил Йоста. Мартин закатил глаза: явно по-прежнему дуется. Ну ладно, пусть дуется.

Однако мысли Йосты занимало нечто другое. Он что-то увидел во время визита на хутор, но оно от него все время ускользало. Йоста попробовал перестать об этом думать, чтобы дать свободно поработать подсознанию, но это оказалось столь же невозможным, как не думать о застрявшей под веком песчинке. Он видел что-то, что ему следовало запомнить.

– Ну как, Анника? Что-нибудь нашла?

Она отрицательно покачала головой. Вид Патрика ее беспокоил. Сильный недосып, недостаток нормальной еды и слишком большой стресс забрали у него последние следы загара, оставив только серость и впалые глаза. Его тело, казалось, прогнулось под некой тяжестью, и не требовалось быть гением, чтобы вычислить, что это за тяжесть. Аннике хотелось сказать ему, чтобы он отделял личные переживания от работы, но она не стала. Она тоже ощущала стресс, и, закрывая вечерами глаза, она сразу видела перед собой отчаянное выражение лиц родителей Йенни Мёллер, когда те приходили подавать заявление о ее исчезновении.

– Как ты себя чувствуешь? – решив ограничиться этим, участливо спросила она и посмотрела на Патрика поверх края очков.

– Ну как можно себя чувствовать при таких обстоятельствах? – Он нетерпеливо запустил руки в волосы, поставив их дыбом, как на карикатурном изображении безумного профессора.

– Подозреваю, что дерьмово, – откровенно ответила Анника. Она не отличалась пристрастием к приукрашиванию вещей. Если что-то представляет собой дерьмо, то оно пахнет дерьмом, даже если полить его духами, – это было ее жизненным кредо.

– Что-то вроде того, – улыбнулся Патрик. – Но хватит об этом. Ты ничего не нашла в реестре?

– К сожалению, нет. В реестре актов гражданского состояния никаких других детей Юханнеса Хульта не значится, а больше и искать-то особенно негде.

– А могли бы у него все равно иметься дети, хоть и не числящиеся в реестре?

Анника посмотрела на него так, будто у него неважно работает голова, и фыркнула.

– Да, слава богу, у нас нет закона, принуждающего мать сообщать, кто отец ее ребенка, так что, конечно, его дети могут скрываться под рубрикой «отец неизвестен».

– Дай-ка угадаю: таких, наверное, порядочно…

– Совсем необязательно. Это зависит от того, насколько ты хочешь расширить географию поиска. Но в наших краях народ был на удивление порядочным. И потом не забудь, что мы говорим не о сороковых годах, Юханнес Хульт, вероятно, проявлял особую активность в шестидесятых – семидесятых. А тогда уже не считалось большим позором рожать ребенка вне брака. В отдельные периоды шестидесятых годов это даже считалось почти преимуществом.