Андреа Камиллери - Возраст сомнений

А комиссар все-таки поехал. Это акт неповиновения. И теперь, если он расскажет Моццамаре историю с паспортами, начальник полиции рассердится…

«Тебе не стыдно придумывать глупые оправдания? – упрекнул его голос совести. – Правда в том, что ты – жалкий эгоист, мелочный человечишка, не хочешь ни с кем делиться…»

«Можно мне немного подумать?» – ответил внутреннему голосу Монтальбано.

Сообщать или не сообщать? Вот в чем вопрос.

В итоге совесть победила. Обойдя здание полицейского управления, Монтальбано вошел с главного входа и поинтересовался у охраны, где находится кабинет инспектора Меццаморы.

– Мадзаморо? Рядом с кабинетом господина Латтеса.

Ой-ой-ой. Нужно действовать очень осторожно.

Монтальбано решил не ехать на лифте, а подняться по лестнице. Дойдя до нужного этажа, высунул голову в коридор. Там стоял Латтес собственной персоной и с кем-то беседовал.

Нет-нет! Снова сказки о мертвом ребенке…

Он сбежал вниз. Позвоню-ка этому Маццаморе. Когда будет время, дело не срочное.

«Какой прекрасный повод ты нашел!» – иронически заметила совесть.

Он послал ее туда, куда она отправлялась по его наводке довольно часто.

– Ах, комиссар! Матерь Божья!

Причитания Катареллы не сулили ничего хорошего.

– Звонил начальник полиции?

– Да-да, они звонили только что.

– Чего хотел?

– Они сказали, что вы должны к ним срочно самолично явиться, к господам начальникам.

И не подумаю! Это исключено. Чтобы опять столкнуться лицом к лицу с Латтесом? Придется как минимум благодарить за цветы и соболезнования.

– Скажи Фацио, чтобы зашел. Ах да, ты что-нибудь нашел про процесс Кимберли?

– Да, комиссар, сейчас распечатаю.

Входя в кабинет, Монтальбано заметил, что один цветок из венка остался лежать на полу. Он наклонился, подобрал его и вышвырнул в окно. Ничто не должно напоминать этот дурацкий сон.

– По вашему приказанию прибыл! – объявил вошедший Фацио.

– Сделай одолжение, позвони начальнику полиции.

– Я?! – удивился Фацио.

– Да. А что? Ты стесняешься? Боишься?

– Нет, но…

– Никаких но. Он срочно хочет меня видеть, а я сейчас не могу. Нужна отмазка.

– И что я ему скажу?

– Скажи, что, когда ехал на работу, я стукнул машину, и ты отвез меня сначала в травмпункт, а потом домой в Маринеллу.

– То есть, если он переспросит, это была авария? Что-то серьезное?

– Поскольку одна отмазка у меня уже была, скажи, что задета вывихнутая нога.

– А как вы вывихнули ногу?

– Так же, как и попал в аварию!

– Ясно.

– Я еду в Маринеллу, если он будет звонить, я дома.

– Ладно, – сказал Фацио, направляясь к выходу.

– Ты куда?

– Позвоню из своего кабинета.

– А отсюда не можешь?

– Нет. Врать лучше в одиночестве.

Фацио вернулся через пять минут.

– Что он сказал?

– Что в последнее время вам не везет. Посоветовал внимательнее относиться к своему здоровью.

– То есть он не поверил?

– По-моему, нет. Комиссар, отправляйтесь-ка в Маринеллу. Он точно вам позвонит.

– Что-то еще сказал?

– Да. Что вы должны вернуться к расследованию, потому что доктор Мадзаморо занят другими делами.

– И ты говоришь мне об этом только сейчас?

– А когда я должен был об этом сказать?

– Немедленно!

Они немного помолчали.

– Что-то не верится, – сказал Монтальбано.

– И мне. Хотя вам не впервой дают расследование, от которого сначала отстранили.

– Все равно, что-то здесь не так. Кстати, забыл тебе сказать. Труп из лодки идентифицирован, его звали Жан-Пьер Давид. Он был под наблюдением у французской полиции.

– В связи с чем?

– Похоже, участвовал в контрабанде алмазов.

Глаза Фацио сузились в щелки.

– Значит, эти с «Бубнового туза»…

– …тоже в замешаны в деле. Головой ручаюсь. Надо только придумать, как их взять. И как можно скорее, не то снимутся с якоря, и пиши пропало. Ах, вот еще!

– Что?

– Ты и Галло, готовьтесь. Сегодня после обеда, около пяти. Возможно, придется арестовать Ауджелло.

Фацио, как рыба, открыл и закрыл рот. Сначала его лицо залила краска, потом оно стало восковым.

– По… чему? – спросил он тихо.

– Потом объясню.

В это время вошел Катарелла с листками в руках.

– Вот, все распечатал.

Монтальбано сунул бумаги в карман.

– Пока!

И уехал в Маринеллу.

И почему телефон звонит всякий раз, когда он открывает дверь? Поскольку на этот раз Монтальбано не ждал звонка Лауры, отвечать он не торопился.

Первым делом открыл дверь на веранду, потом прошел на кухню.

Обедать придется дома, посмотрим, что приготовила Аделина. Открыл духовку.

Настоящее сокровище! Макаронная запеканка и кефаль по-ливорнски.

Снова зазвонил телефон. Это был господин начальник.

– Монтальбано, как вы?

Черт бы тебя побрал! Кто бы сомневался, что Бонетти-Альдериги захочет лично убедиться, что комиссар действительно дома. И он тут как тут! Готов за все ответить.

– Ничего страшного, нога…

– Я не об этом, – резко перебил его начальник.

Нет? Тогда о чем, интересно? Помолчи и послушай, куда он клонит.

– А о вашем психическом здоровье, которое меня беспокоит куда больше.

Что за новости? О психическом здоровье? Да как он смеет!

– Господин начальник полиции, я многое готов терпеть, но моя психика… Как вы можете?!

– Позвольте мне сказать. И отвечайте только на поставленный вопрос.

– Я вообще-то…

– Монтальбано, прошу вас, хватит! – взорвался Бонетти-Альдериги.

Должно быть, разозлился не на шутку. Пусть выпустит пар. Интересно, что конкретно его интересует?

– Правда, что вы понесли тяжелую утрату?

Все, конец. Проклятый Латтес рассказал!

– А именно умер ваш сын, – продолжил начальник бесстрастным тоном.

Святые угодники, как выпутаться из этой истории?

– И ваша жена в отчаянии.

Голос комиссара стал ледяным.

– Тогда объясните, почему везде указано: холост и бездетен?

Айсберг оторвался от льдины.

Святые угодники, помогите! В голове у Монтальбано прокрутились на бешеной скорости сто возможных вариантов ответа, но ни один не показался ему убедительным. Он открыл рот, слова застряли где-то на подходе. А начальник между тем продолжал.

– Я все понял, – только и сказал он.

Лед, полученный лабораторным путем.

– Надеюсь, вы как-нибудь расскажете мне, зачем так подло и низко обманули порядочного человека, доктора Латтеса.

– Я не хотел… – наконец-то смог выдавить из себя Монтальбано.

– Если бы решение оставалось за мной… но я вынужден, против своей воли, вернуть вам расследование. Я вам так скажу: если на этот раз дадите маху, пеняйте на себя! И держите меня в курсе. Всего наилучшего!

«Всего наихудшего» было бы уместнее.

Оплошал так оплошал! Сквозь землю бы провалиться! Но есть положительный момент: Латтес больше не будет совать нос в его семейные дела.