Андреа Камиллери - Жаркий август

– Верно, Лоцупоне. Кстати, а как звали того араба, я что-то подзабыл.

– Да я и сам не помню.

«Надо бы, – подумал Монтальбано, – поставить большущий памятник вроде римского монумента Неизвестному солдату – всем безвестным гастарбайтерам, убившимся на работе за кусок хлеба».

– Но видите ли, вся эта история с защитным ограждением… – Еще одно рискованное предположение.

– Да было оно, комиссар, было! Клянусь чем хотите! Ваш коллега его своими глазами видел! Просто этот араб пьян был в зюзю – перелез через ограждение и свалился.

– Вы смотрели результаты вскрытия?

– Я? Нет.

– Следов алкоголя в крови не обнаружено. – Еще один блеф. Монтальбано стрелял наугад.

– Только на одежде, – добавил Фацио все с тем же смешком. Он тоже палил вслепую куда попало.

Спиталери промолчал, даже не притворился, что удивлен.

– Вы с кем сейчас говорили? – вернулся комиссар к прежней теме.

– С прорабом.

– И что ему сказали? Строго говоря, вы не обязаны мне отвечать. Но в ваших же интересах…

– Сперва я ему сказал, что наверняка вы меня вызвали по поводу того араба, а потом…

– Достаточно, синьор Спиталери, ни слова больше! – воскликнул с напускным великодушием комиссар. – Мой долг – уважать вашу частную жизнь. И не ради формального следования букве закона, а из глубокого врожденного чувства такта. Если из Рима меня о чем-нибудь известят, я еще раз вызову вас в участок для беседы.

Фацио за спиной у Спиталери беззвучно зааплодировал, восхищаясь актерским мастерством Монтальбано.

– Так, значит, я могу идти?

– Нет.

– Почему?

– Видите ли, я вызвал вас не в связи с гибелью вашего рабочего, а совсем по другому поводу. Не вы ли, случайно, проектировали и строили домик в местечке Пиццо в Марина-ди-Монтереале?

– Дом Анджело Спечале? Да, я.

– Я обязан сообщить вам о выявленном правонарушении. Мы обнаружили самовольно построенный этаж.

Спиталери, не удержавшись, испустил долгий вздох облегчения, а потом расхохотался. Возможно, он ждал обвинения пострашнее.

– Обнаружили? Вы б еще позже спохватились. Это, вы меня извините, чушь собачья! Дорогой мой комиссар, у нас самовольное строительство – чуть ли не долг перед обществом, а то люди пентюхом сочтут. Все так делают! Если теперь Спечале подаст документы на амнистию…

– Это не отменяет того факта, что вы как подрядчик не придерживались параметров, указанных в разрешении на строительство.

– Но, комиссар, еще раз повторяю, это такая ерунда!

– Это правонарушение.

– Правонарушение? Я бы сказал, ошибочка, не больше, – из тех, что в школе красной ручкой правят. Поверьте, не стоит вам предъявлять мне обвинение.

– Вы мне что, угрожаете?

– Я бы в жизни не стал угрожать при свидетелях. Просто, если вы заведете на меня дело, над вами весь город потешаться будет.

Воспрял духом, паскуда. Из-за телефонного звонка чуть не обделался, а тут его прямо смех разбирает.

Тогда Монтальбано решил зайти с козырей.

– Может быть, вы и правы, как ни прискорбно, вот только мне все равно придется заниматься этой самовольной постройкой.

– Это почему же?

– Потому что внутри мы обнаружили труп.

– Т-труп?! – подскочил Спиталери.

– Да. Несовершеннолетняя. Пятнадцати лет. Совсем девчонка фактически. Зверски зарезана.

Он нарочно сделал упор на юном возрасте жертвы.

Эффект был: Спиталери раскинул руки, будто неведомая сила толкнула его в грудь, попытался было встать, но ноги у него подкосились, дыхание перехватило, и он без сил упал на стул.

– Воды! – пролепетал он непослушными губами.

Ему налили воды, даже коньяку из бара поднесли.

– Вам лучше?

Спиталери, который, похоже, был еще не в силах говорить, сделал рукой неопределенный знак – дескать, не особо.

– Послушайте, синьор Спиталери, давайте сейчас я буду говорить, а вы только кивайте или качайте головой. Договорились?

Подрядчик опустил голову, что должно было значить «да».

– Девушку явно убили либо в тот самый день, когда нижний этаж окончательно засыпали песком, либо накануне. Если накануне, то убийца где-то спрятал тело и затащил внутрь только на следующий день, в последний момент, прежде чем туда перекроют доступ. Это ясно?

Кивок.

– Если же убийство произошло в последний день, то убийца оставил единственный проход, завел туда девочку и там, внутри, изнасиловал, зарезал и затолкал в сундук. Потом вышел наружу и завалил проход. Согласны?

Спиталери развел руками – мол, даже не знаю, что сказать.

– Вы были на стройке вплоть до последнего дня?

Подрядчик покачал головой.

– Как это?

Спиталери вытянул руки в стороны и монотонно загудел:

– У-у-у-у-у…

Это он самолет, что ли, изображает?

– Вы улетели?

Кивок.

– Сколько рабочих осталось закапывать нижний этаж?

Спиталери поднял два пальца.

Ну и как тут вести допрос? Прямо комедия какая-то получается.

– Синьор Спиталери, вы меня такими ответами уже заколебали. Вдобавок мне почему-то кажется, что вы держите нас за недоумков и водите нас за нос.

Он повернулся к Фацио.

– Тебе ведь тоже так показалось?

– Да. Мне тоже.

– Давай знаешь что сделаем? Ты оттащишь его в ванную, разденешь догола, сунешь под душ и будешь держать, пока не очухается.

– Я требую адвоката! – завопил Спиталери, чудесным образом обретя дар речи.

– Вам так хочется предать это дело гласности?

– В каком смысле?

– В том смысле, что, если вы позовете адвоката, я позову журналистов. Насколько я понимаю, грешки по части юных девиц за вами числятся… Если ваше белье примутся ворошить принародно, вам по-любому крышка. А согласитесь сотрудничать – пять минут, и вы свободны.

Бледный как покойник, подрядчик затрясся мелкой дрожью:

– Что еще вы хотите знать?

– Вы тут только что сказали, что не присутствовали при окончании работ, поскольку улетели. За сколько дней до конца?

– Я вылетел утром в последний день.

– А дату этого последнего дня помните?

– Двенадцатое октября.

Фацио и Монтальбано переглянулись.

– Значит, вы можете сказать, был ли в гостиной, помимо упакованных в пленку рам, еще и сундук.

– Был.

– Вы уверены?

– Более чем. И он был пустой. Это синьор Спечале велел снести его вниз. Он привез в нем из Германии всякие вещи, а поскольку сундук подраздолбался и пришел в негодность, он его, вместо того чтобы выкинуть, поставил в гостиной. Мало ли, сказал, вдруг пригодится.

– Назовите фамилии двух рабочих, которые остались работать последними.

– Не помню.

– Тогда вам лучше позвать адвоката, – сказал Монтальбано. – Я должен предъявить вам обвинение в соучастии…

– Но я правда не помню!

– Тем хуже для вас, но…

– Можно я позвоню Дипаскуале?